Читаем При дворе герцогов Бургундских. История, политика, культура XV века полностью

25 июня 1455 г. Шатлен становится официальным историографом герцога Бургундского. Ему определяется жалование в 36 су в день (657 ливров в год) – сумма, равная той, которую платили советникам герцога и камергерам, – и резиденция в Валансьене для того, чтобы он описал в форме хроники события, достойные памяти, как уже свершившиеся, так и те, что произойдут в будущем. С этого момента и вплоть до его смерти в 1475 г. Шатлен работает над своей хроникой, начав ее с 1419 г., т. е. с убийства Жана Бесстрашного, и прервавшись на описании осады Нейса (1474-1475).

«Обращение к герцогу Карлу»[22] написано Шатленом в самом начале правления Карла Смелого и преподнесено ему в июле 1467 г. Для этого произведения автор избрал свою излюбленную форму – видение. Находясь в глубокой печали и скорби по поводу смерти Филиппа Доброго, Шатлен видит странную картину: он оказывается в комнате, где на скамье сидит новый герцог Карл, одетый в траурные одеяния и погруженный в раздумья. Внезапно комната стала наполняться различными персонажами, мужчинами и женщинами, олицетворявшими те качества, которые должны быть присущи, по мнению автора, государю. Шатлен прибег к распространенному в среде «Великих Риториков» приему – использованию в сочинениях аллегории, в данном случае персонификации. Он не был в этом новатором. Известная еще со времен античности, аллегория получает новый импульс в эпоху Средневековья («Роман о Розе» – наиболее показательный пример). В творчестве же «Великих Риториков» аллегория занимает особое место, отражая их большую склонность к теоретической рефлексии, нежели к анализу конкретного феномена[23]. Однако Шатлен не злоупотребляет аллегорией на страницах хроники, в отличие от своего преемника Ж. Молине. Он использует ее для выражения собственной позиции по той или иной проблеме чаще в отдельных от хроники произведениях. Причем этот троп появляется в них в самые критические моменты, как политические, так и связанные с фабулой его сочинений[24]. В случае с «Обращением» это, безусловно, первый вариант, ибо смена правителя могла повлечь за собой определенные негативные последствия. И Шатлен стал свидетелем таковых. Речь идет в первую очередь о событиях в Генте сразу же после торжественного въезда нового герцога в город в июне 1467 г. Гентцы в очередной раз подняли восстание с целью вернуть свои привилегии, отмененные Филиппом Добрым после их разгрома при Гавре в 1453 г. Карлу Смелому пришлось спешно покинуть Гент, но расправа с горожанами не заставила себя ждать. Уже в июле 1467 г. послы города, испуганные примером Льежа, прибыли к герцогу с просьбой о прощении. Именно в это время Шатлен решил преподнести Карлу свой труд, во многом призванный смягчить гнев государя.

Первыми к герцогу подходят два персонажа – юноша и дама. Юноша обращается к Карлу Смелому со словами, из которых следует, что он – Разум (Clair Entendement) и его цель – представить герцогу остальных. Дама, преклонившая перед герцогом колени и держащая в руке зеркало – это Знание самого себя (Congnoissance de toy-mesme). Зеркало в ее руках отнюдь не случайно. С одной стороны, оно указывает на жанр сочинения, а с другой, символизирует необходимость для нового герцога задуматься над тем, кто он есть, кто его предки, кем он желает стать в будущем. Иначе говоря, эта дама призвана напомнить Карлу Смелому историю его предков – трех герцогов Бургундских из династии Валуа, которые благодаря своим личным качествам и умелой политике оставили ему в наследство огромные владения. Сохранить их является одной из его первостепенных задач.

Безусловно, все трое – блистательные государи. Их добродетели помогли им достичь всеобщей любви и уважения. Филипп Храбрый, прадед Карла Смелого, по всеобщему признанию получил титул «доброго герцога», ибо был не только добрым, но прославился своей рассудительностью, честью и стремлением к общему благу. Именно Филипп Храбрый, по заверению Шатлена, «держал на своих плечах трон Франции, чьим столпом он был»[25]. Действительно, этот герцог занимал особое положение при дворе, особенно в период малолетства Карла VI и в моменты обострения его болезни. Ловко отстранив от власти братьев, он столкнулся с противодействием своей политике только на склоне лет, когда возросло влияние брата короля Людовика Орлеанского. Хотя противоречия между ними не переросли в открытое вооруженное столкновение, они всё же заложили основу для дальнейшего усугубления конфликта, которое произойдет при следующем герцоге Бургундском. Филипп Храбрый представлен исполненным добродетелями не только в бургундской литературе. Причиной этому послужили, видимо, последующие события – борьба бургиньонов и арманьяков, возобновление войны с Англией, возраставшее бремя налогов – всё это заставляло, несмотря даже на его определенные злоупотребления, видеть в этом герцоге гаранта былой стабильности в королевстве.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука