При дворе императрицы Елизаветы Петровны

В образовавшейся щели появился солдат, форму которого трудно было разглядеть из-за его огромной шубы. Меховая шапка надвинута была на самый лоб; на перевязи, поверх шубы, висел палаш; за поясом заткнуты пистолеты, а в руке он держал мушкет с примкнутым штыком, который направил из щели на прибывших. Он грозно спросил имя и хотя при виде духовных людей опустил свой штык, но цепи с двери не снял, дожидаясь ответа.

   — Здесь живёт майор Варягин? — спросил отец Филарет со спокойной уверенностью и с таким видом, точно все эти затруднения нисколько не удивляли его, между тем как Потёмкин невольно с удивлением смотрел на стража, оставшегося нечувствительным к их духовному званию, которое до сих пор отворяло им все двери.

Солдат крикнул внутрь двора, передавая желание людей увидеть начальство, а затем остался спокойно стоять, равнодушно поглядывая из щели на ждавших пропуска приезжих. Минут через пять по снегу заскрипели шаги, постовой отступил в сторону, и в отверстии калитки появился человек лет пятидесяти, в наскоро накинутой шубе, из-под которой виднелся военный мундир. Его худощавое, бледное лицо было строго и угрюмо; седая щетина обрамляла рот и подбородок, острые серые глаза казались созданными для того, чтобы следить за пунктуальным исполнением служебной инструкции; на напудренной, по уставу, голове была белая медвежья шапка с металлической бляхой, с изображением пылающей гранаты под имперским двуглавым орлом.

Он окинул приехавших коротким взглядом и, не меняя ни на волос угрюмого и строгого выражения лица, спросил резким, отрывистым голосом:

   — Я майор Варягин, которого вы спрашивали. Кто вы и что вам нужно?

   — Кто я, — ответил отец Филарет, — вы, как православный, должны видеть по моей одежде, а нужно мне прежде всего, чтобы эту калитку отворили и я мог продолжать свой разговор с вами в более удобном месте, а не здесь, по колено в снегу, на ледяном сквозняке, который продувает меня насквозь через эту окаянную дверь.

   — Сюда ни для кого нет пропуска, — возразил Варягин, — ни для кого! Особым приказом её величества нашей всемилостивейшей государыни мне запрещено открывать эти ворота; поэтому уходите и ищите себе приюта в городе. Жители его — набожные христиане и не откажут в гостеприимстве служителю Церкви.

Он быстро повернулся, намереваясь отойти от калитки, которую солдат уже приготовлялся снова запереть.

   — Стой! Стой! — крикнул отец Филарет. — Погодите минутку! Надеюсь, вы сейчас иначе заговорите со мной! — После этого он засунул руку в складки своей одежды и вытащил из нагрудного кармана пакет, завёрнутый в грубый холст, с трудом развернул его озябшими пальцами и, вынув из него лист бумаги и протянув его через щель угрюмому майору, сказал: — Видите, вам придётся отворить дверь. Ну, поскорее, снимите же эту несчастную цепь, чтобы мы могли отдохнуть и погреться; я надеюсь, что у вас там разведён огонь?

Майор Варягин развернул бумагу и, пытливо всматриваясь, прочитал написанное, после чего, почтительно прикоснувшись губами к подписи императрицы, сказал:

   — Действительно, это форменный указ её величества, повелевающий мне принять вас и вашего спутника в дом, предоставить вам полную свободу и оказать всевозможную поддержку.

При этих словах его ледяное лицо как будто оттаяло и в глазах промелькнул луч приязни. По его приказанию солдат снял цепь; калитка открылась, и отец Филарет, в сопровождении изумлённого Потёмкина, вошёл во двор.

   — Ямщика и лошадей я не могу впустить, — сказал Варягин, ещё раз взглянув в бумагу, — так как в указе её величества упоминается только о двух монахах, предъявителях этой бумаги.

   — Хорошо, — ответил отец Филарет, — но велите вынуть из саней мою корзину и внести к вам в дом... Поезжай, — сказал он кучеру, пока два солдата, призванные Варягиным, вытаскивали тяжёлую корзину, — постучись в первые ворота и скажи, что привёз сюда монаха из Александро-Невской лавры; тебя и твоих коней примут и позаботятся о тебе; а потом возвращайся домой!.. Да благословит Господь дом твой и ближних твоих!

Ямщик низко склонился под благословением и поспешил в город, бросив всё-таки любопытный взгляд во внутренность двора. Тяжёлая калитка тотчас захлопнулась.

В глубине двора возвышалось одноэтажное здание с дверью посредине и тремя окнами с каждой стороны. Направо тянулась длинная постройка, в которой караулка, а также казарма на целую роту; из её окон с любопытством выглядывали бородатые солдатские лица. С левой стороны здания, совсем близко от окружавшей двор стены, возвышалось такое же длинное и низкое строение, как и с правой; это были хозяйственные помещения, кухни и конюшня. Двор был вымощен; к каждому зданию вели с военной правильностью разметённые дорожки; у каждой двери стояли часовые в полном вооружении и в шубах.