При дворе императрицы Елизаветы Петровны

   — Спасибо, спасибо, великая государыня, — воскликнул старый служака, — Господь помог моим просьбам проникнуть в ваше сердце, да будет благословенна кровь великого царя во веки веков!

Елизавета Петровна милостиво кивнула ему и уже с совершенно иным выражением лица вышла в приёмную, куда тем временем княгиня Гагарина привела фон Ревентлова и Анну. Молодые люди поспешили навстречу императрице и опустились к её ногам.

Иван Иванович Шувалов стоял молча, мрачно отвернувшись.

Княгиня Гагарина с напряжённым вниманием следила за императрицей, готовая каждую минуту направить к развязке нити хитросплетения, бывшего у неё в руках.

   — Барон, — с мягким упрёком сказала Елизавета Петровна Ревентлову, — вы просили моей защиты и вместе с тем так мало доверяли моему слову и моей власти, что сами решили явиться сюда, не обдумав, что это могло бы расстроить мои намерения?

   — Барон Ревентлов вообще не доверяет своим друзьям, — поспешно вмешалась княгиня. — Впрочем, он и не знал, что я сделала для него, хотя и обещала помочь ему.

   — Ах, простите, ваше величество, простите! — воскликнул Ревентлов. — Моё сердце отказывалось молча страдать.

   — Ну, — сказала Елизавета Петровна, — счастливая звезда покровительствует всему этому делу. Однако что это такое? — спросила она с удивлённой улыбкой. — С каких пор камергеры великого князя носят еврейские кафтаны? Мой племянник был бы удивлён, увидев вас в таком наряде.

   — Он явился сюда в качестве приказчика купца-еврея Завулона Хитрого, — заметила княгиня, — чтобы устроить побег своей возлюбленной.

   — А ты, дитя моё, — спросила императрица, обращаясь к Анне, стоявшей перед нею на коленях, вся дрожа, с опущенным взором, — неужели ты действительно так сильно любишь этого чужестранца, что ради него готова покинуть и своего отца и своё отечество?

Анна, взглянув на императрицу своими большими, блестящими от слёз глазами, ответила:

   — Да, ваше величество, я не могу Поступить иначе; так, видно, предопределено мне. Я лучше согласна умереть вместе с ним, чем жить без него. Я решила бежать с ним, когда отец хотел принудить меня отказаться от него, и мы бежали бы в ту ночь, после празднества во дворце вашего величества... если бы меня не привезли сюда, — прибавила она нерешительно, испуганно поглядывая на Ивана Шувалова.

   — Это правда? — спросила императрица. — Кто привёз тебя сюда?

   — Барон Брокдорф, — ответила Анна. — Я считала его другом барона Ревентлова и доверчиво села с ним в сани, зная, что барон Ревентлов был занят по службе в этот вечер.

Елизавета Петровна потупилась в едва заметном замешательстве.

   — Барон Брокдорф действовал по моему поручению, ваше величество, — сказала княгиня Гагарина. — Я просила его об этой услуге, и он... не мог отказать мне, — прибавила она игривым тоном.

   — Понимаю! — улыбаясь, сказала императрица. — А я-то заподозрила его! — прошептала она и бросила нежный, любящий взгляд на Ивана Ивановича Шувалова, который угрюмо потупился и, казалось, не принимал никакого участия в том, что происходило вокруг него. — Теперь я хочу положить конец всей этой путанице, — прибавила она. — Что, Евреинов здесь?

Александр Шувалов поспешно вышел и почти тотчас же ввёл в приёмную Евреинова.

   — Отец! — воскликнула Анна. — Я здесь! Прости меня!

Лицо Евреинова озарилось счастьем, но лишь на миг, он мрачно отвернулся от неё, бросился перед императрицей на колени и поцеловал край её одежды.

   — Твоя дочь провинилась перед тобою, Михаил Петрович, — сказала Елизавета Петровна, милостиво кивнув ему. — Мне всё рассказали; она переступила заповедь повиновения родителям.

   — Она виновна, очень виновна, ваше величество! — сказал Евреинов. — Много горя причинила она мне своим поступком!.. Чтобы оградить от мирских соблазнов, я хотел отдать её в монастырь, и, если бы она последовала моей воле, над нею было бы благословение небес, между тем как теперь...

Он переводил мрачный взор с Шувалова на Ревентлова, тщетно стараясь уяснить себе эту сцену.

   — Да, у тебя есть основания гневаться, — сказала императрица, — твоя дочь неправа пред тобою так же, как и барон Ревентлов, камергер моего племянника. Если бы я знала о твоих намерениях отправить Анну в монастырь, я помогла бы тебе в этом. Но что же теперь делать? — продолжала она. — Я застала фон Ревентлова в комнате твоей дочери, и теперь она уже не может быть под покровом Царицы Небесной. Остаётся один только путь, чтобы спасти её имя и честь. Не захочешь же ты, чтобы я употребила меры строгости против твоей родной дочери?

Яркий румянец вспыхнул на лице Анны, и она вызывающе посмотрела на императрицу.

Княгиня Гагарина, стоявшая позади Елизаветы Петровны, прижала палец к губам. Анна потупилась, но яркая краска, заливавшая её лицо, не сходила.

Мрачно и скорбно посмотрел Евреинов на свою дочь и грустно покачал головой.

А государыня между тем продолжала:

   — Итак, я, императрица, прошу у тебя руки твоей дочери для камергера моего племянника.

   — Великая государыня! — произнёс Евреинов с угрюмой решимостью. — Человек, причинивший мне столько горя, похитивший сердце моей дочери, — чужестранец.