При дворе Тишайшего

– Скоро, скоро увидишь ты и яркое солнце, и синее небо, и наши голубые горы, – стал утешать мальчика старый царь. – А ты, Елена, точно и не рвешься на родину? – спросил Теймураз Елену Леонтьевну, безмолвно присутствовавшую при этом. – Или здесь хорошо, привыкла? – подозрительно взглянул он на невестку.

Елена Леонтьевна чуть вспыхнула, ее длинные ресницы дрогнули, но она овладела волнением и спокойным, ровным голосом ответила:

– Как повелишь, государь, так и поступлю. Где прикажешь быть, там мне и будет хорошо.

Теймураз, довольный таким почтительным ответом, одобрительно кивнул головой.

Пришли сказать, что пора ехать.

Началось прощание. Царевич Николай не вытерпел и, рыдая, упал деду на плечо. Старый царь, стараясь скрыть предательскую слезу, набегавшую на глаза, крепко обнял внука и твердой походкой вышел из комнаты.

Елена Леонтьевна, царевич и все оставшиеся грузины высыпали на крыльцо провожать старого царя.

Вышла из комнаты и княгиня Ольга Джавахова. В черном, монашеском платье, в черном платке на голове, закрывавшем почти все ее лицо, в ней трудно было признать прежнюю юную княжну; несколько месяцев сразу состарили ее и положили неизгладимую печать страдания и горя на бледное, сильно исхудалое лицо. Она подошла к Вахтангу Джавахову, тоже уезжавшему с Теймуразом, и, упав перед ним на колени, просила простить ей невольное участие в смерти Леона.

Растроганный грузин поднял молодую женщину, обнял, поцеловал и сказал, что не винит ее ни в чем, так как знает настоящую виновницу, которую постигла должная кара за все ее преступления.

– Она несчастная, и я буду молить Господа, чтобы Он вернул ей ее разум, – набожно проговорила Ольга, устремляя на небо свой светлый взгляд.

– Зачем? – вмешался в разговор боярин. – За все свои деяния боярыня Елена Дмитриевна должна будет ответить людям, если ей разум вернется, и понесет она тяжкое наказание, а может быть, и позорную смерть, а так… пусть страждет – и Господь ей простит ее тяжкие вины. Видно, Его воля отняла у нее разум. Ему лучше ведать, что надо человеку для искупления.

Все молча слушали слова боярина, и никто ничего не возразил на них.

– Не забывай могилы моего сына! – крикнул Вахтанг Ольге, когда грузинский кортеж двинулся уже со двора.

Ольга махнула в ответ рукою. Разве в этом могло быть сомнение? В целом свете у нее остались только дорогие могилы на кладбище. Могла ли она забыть их?

Царевна обняла Ольгу, и они долго следили, как по Неглинной медленно двигался грузинский поезд.

Оставшиеся грузины стояли с непокрытыми головами и грустными глазами смотрели на уезжавших.

А мелкий осенний дождь неустанно падал со свинцового непроглядного неба неприветной для Грузии Москвы.