При дворе Тишайшего. Авантюристка

— Боярыня! — твердо произнесла девушка, — отпусти меня! Зазорно мне слушать такие речи твои…

— А не зазорно молодых чужеземцев привораживать? Не зазорно княжне, девушке, на свиданье к чужеземцу бегать?

— Я — невеста его, — гордо произнесла Ольга и пошла к двери.

— Не пущу! — рванула ее за рукав Елена Дмитриевна. — Не пущу, пока от Леона не отречешься.

— Ни в жизнь! — страстно ответила княжна.

— А! Ну, так хорошо же: я оклевещу твоего Леона, и он на плахе сложит свою голову!

Княжна побледнела и зашаталась.

— Не посмеешь ты это сделать! Не допустит тебя до этого совесть твоя да Бог праведный, — торжественно произнесла девушка.

Боярыня ответила ей таким мрачным взглядом, что та затрепетала, как лист в осеннюю бурю.

— Так добром не отдашь? — повторила Елена.

— Разве в моей воле отдать его или нет? Боярыня! — сложила княжна с мольбою руки. — Смени гнев на милость! Ты такая красивая, такая могучая, сам царь… тебя слушается, все в твоей воле, а я… ты сама сказала, я — лядащая, бедная, бессильная девушка. И за что он меня полюбил — про то мне неведомо; видно, за судьбу мою горькую.

Слезы помешали Ольге закончить свою речь, и она закрыла лицо руками, глухо разрыдавшись.

Боярыня тем временем успела уже немного успокоиться; ее гнев утих, и только бешеная, неукротимая ревность все еще бушевала в ее груди.

— Завтра твоему отцу все поведаю — пусть свадьбой поторопит, — сказала она. — А теперь ступай!

Княжна, как раненая лань, за которою гонятся злые охотники, бросилась к дверям опочивальни и исчезла за ними. А боярыня сорвала с головы кокошник, отшвырнула его от себя и, рыдая, упала на кровать.

XIII. Крестинный пир

На «верху» только что окрестили новорожденную царевну, назвав ее Софьей, в память прабабушки, Софьи Палеолог.

Царица чувствовала себя хорошо, только грусть все еще не покидала ее. Она срастно хотела иметь мальчика, а вот родилась опять девочка, хотя и крепкая, сильная девочка, кричавшая громче и голосистее всякого мальчика, но все же это не была надежда, подпора старости; к тому же царевич Алексей становился день ото дня все хилее и хилее, и уже теперь предвиделось, что он будет плохим заместителем отца, плохою опорою для трона. И царица, взглянув на новорожденную, невольно подавила в своей груди тяжелый, скорбный вздох.

Царь старался по возможности успокоить ее:

— Не печалься, Марьюшка, не кручинься, милая! Мы еще молоды, времени впереди много; сколько еще молодчиков можешь нарожать.

— А куда девок-то девать? Ведь замуж повыдать надо, а где женихов найдем? Вон царевны-сестрицы… все ведь еще в девках сидят.

— И на их долю кто-либо найдется, — спокойно возразил царь.

— Сколько заплатил митрополиту за крестины-то? — хозяйственным тоном осведомилась царица.

— Триста золотых; архиепископам — по два ста, а епископам — по ста.

— К чему такую уймищу? — всплеснула руками царица.

— Ну, Марьюшка, не обеднеем мы от этого!

Царь поцеловал супругу и вышел.

В отдельных покоях, так называемых «потешных хоромах», уже ожидала царя компания бояр— самых приближенных, самых любимых. Пир был уже в разгаре, и подгулявшие, подвыпившие бояре поджидали царя, чтобы снова всласть отдаться разгулу.

Человеку, для восстановления и уравновешения его сил, конечно, необходимо иногда покидать будничные занятия и переноситься в иной мир, развлекая обычное состояние духа; для человека образованного, которому открыто широкое многообразие Божьего мира и человеческой деятельности, эти переходы легки и естественны; но для человека, постоянно замкнутого среди немногих явлений бедной и унылой жизни, они трудны; таким людям является обыкновенно на помощь стремление искусственными средствами переходить в возбужденное, праздничное и веселое настроение, переноситься в другой, фантастический мир, словом отрешаться от действительности и забываться в мире несбыточных грез.

Сам благочестивый и высоконравственный, царь Алексей Михайлович не был исключением из этого общего человеческого правила; только он всегда выискивал к тому какой-нибудь повод, более или менее торжественный, как, например, именины свои или жены, родины, крестины, приезд иностранных послов и даже панихиды по знатным усопшим. А так, «без случая», не любил он предаваться веселью и вел скромный, тихий, замкнутый образ жизни. Теперь выпал как раз отличный случай задать боярам веселую пирушку с преизрядной выпивкой, и царь созвал большое число приглашенных, приказав своим кравчим не жалеть ни вина, ни браги, ни яств.