При исполнении служебных обязанностей

Как бы сквозь сон он увидел поле Тушинского аэродрома. Это был тридцать седьмой год, лето. Он тогда занимался парашютизмом. Он был инструктором и готовил парашютистов к прыжкам во время воздушного парада. Все прыгали хорошо… С шестисот метров. А один парень выпрыгнул, и у него не раскрылся парашют. Он упал на поле и подскочил раза три, будто хорошо надутый волейбольный мяч. Струмилин подбежал к нему. Парень лежал бездыханный. Никаких ран на нем не было, только когда его стали поднимать, он весь был как гуттаперчевый. Принесся на своей белой машине начальник парада. Он спросил:

— Кто инструктор?

Струмилин ответил:

— Я.

— Возьмите его парашют, проверьте как следует, наденьте, поднимитесь на шестьсот метров и прыгните вниз. Сейчас же.

— Хорошо.

— Не «хорошо», а «есть»! — закричал начальник.

— Есть! — повторил Струмилин.

— Кто пилот?

— Я, — ответил Леваковский.

— Начинайте!

Самолет пошел кругами вверх. Леваковский сказал:

— Подожди прыгать, я тебя подниму метров на восемьсот.

— Не надо.

— Зачем множить одну гибель на две? Сиди, я поднимусь повыше.

— Не надо! — крикнул Струмилин.

Но Леваковский все-таки поднял его на восемьсот метров.

Струмилин выпрыгнул, но он не притронулся к кольцу. Он несся вниз затяжным прыжком. Когда до земли, несшейся на него вздыбленной спиралью, осталось метров четыреста, он рванул кольцо. Парашют выстрелил, Струмилина рвануло вверх, и он стал медленно спускаться. Он спускался вниз и чувствовал, что засыпает. И сквозь сон он видел, как уехал на своей машине начальник парада и на черной «эмочке» — ребята из НКВД. Летчики поймали его на руки, а он ужасно хотел спать и беспрерывно зевал.

Так было и сейчас. Он засыпал сладко и спокойно, часто зевая.

Из палатки вышел Морозов.

— Я передал — сказал он.

— Спит, — шепнул Воронов.

— Тогда давай закурим, — предложил Морозов, — чтобы он не видел.

12

Женя шла по Столешникову переулку. Солнце слепило глаза. В лицах людей была радость, оттого что солнце слепило глаза. Сегодня закончилась работа над картиной. Женя почувствовала себя легкой и свободной. Сначала ей было радостно это чувство, но через час это чувство свободы и радости прошло. И ей стало грустно. Так всегда бывает: во время тяжелой, но интересной работы ждешь ее окончания, а когда она кончается, делается грустно. Уходит что-то свое, и чувствуешь себя обедневшим и усталым.

Женя зашла в магазин галантереи. Ей надо было купить маленьких синих пуговиц.

Женя шила себе несколько ситцевых платьев для юга, а пуговиц найти не могла, потому что все время была на съемках, и теперь решила поискать в центральных магазинах.

В магазине в Столешниковом было душно и пахло мылом.

— У вас нет ли маленьких синих пуговиц? — спросила Женя продавщицу.

Та подтолкнула подругу локтем и шепнула: «Смотри, Струмилина».

— Сейчас, — сказала она, — я схожу на склад.

Женя стояла, облокотившись о прилавок, и ждала, пока девушка вернется. Рядом с Женей стояла круглая витринка с мужскими галстуками. Сначала Женя не обратила на них внимания, но чем дольше ей приходилось ждать, тем внимательнее она разглядывала расцветки и рисунки на галстуках. Потом она стала поворачивать вращающуюся витрину. Она выбрала серый галстук. Он был спокойной расцветки, с поперечными полосками.

— Сколько стоит этот галстук? — спросила Женя.

— Девяносто копеек.

— Очень дешево.

— Он не шелковый. Шелковые галстуки дорогие, те, которые с рисунками.

— Вот эти? — показала Женя на аляповатый красочный галстук.

— Да, — ответила продавщица.

— Но они же некрасивые…

— Что делать… Такие галстуки очень любят пожилые мужчины.

— Я у вас куплю серый, ладно?

— Конечно.

— Вам платить или в кассу?

— В кассу.

Женя выбила чек. Продавщица завернула ей галстук.

— Спасибо.

— Ну, что вы…

Женя улыбнулась, потому что вдруг подумала: «А кому я купила этот галстук?»

— Вы говорите, пожилые мужчины любят рисованные галстуки? — спросила Женя.

— Да.

— А что, если я куплю пожилому мужчине такой же, серый?

— Этот — последний.

— А на складе?

— Я сейчас сбегаю.

За прилавком никого не осталось. Женщины начали сердиться.

— Увидали артистку, забегали!

— Очередь надо уважать!

Старик, стоявший в очереди за кошельком, сказал скрипучим голосом:

— Не галдите, как курицы! В вас говорит зависть!

Женщины, как по команде, обернулись и стали бранить старика. Тот заговорщически подмигнул Жене и стал лениво переругиваться с женщинами. В магазине сейчас была та категория женщин, которые любят стоять в очередях. Им не надо ничего, лишь бы постоять в очереди, посудачить о чем-либо и немножко поругаться. Старик угадал их и «взял огонь на себя». Ему было смешно, а женщинам приятно.

Прибежала первая продавщица. Она сунула Жене пакетик с пуговицами и шепнула:

— Импортные, носите на здоровье.

— Сколько я вам должна?

— Ой, что вы, ничего не надо…

— Мне неудобно так…

— Тогда принесите мне ваше фото с надписью. Меня зовут Люся.

Потом пришла вторая продавщица и сказала:

— Знаете, на складе таких галстуков тоже нет.