— Я не знаю насчет героизма. Как все это бывает. Говорят, люди идут на пули, ложатся на гранаты. Ну и так далее. Но я, наверное, не герой. Впрочем, может быть, в каких-то обстоятельствах и я пошел бы на пули. Но знаете, когда ты сидишь вот так… Под пистолетом в собственном кабинете… И когда тебе говорят про жену, поневоле начинаешь взвешивать. И решать, что лучше. Двадцать тысяч или собственная жизнь. И жизнь жены.
— Георгий Константинович, вы знаете этого человека?
В глазах Гарибова сейчас отражается все что угодно. Злость. Ненависть. Недоумение. Но только не колебание.
— Не знаю. И вообще надо уходить с этой должности. Считается, все директора «автосервисов» миллионеры. Видимо, поэтому он и пришел ко мне.
— Давайте уточним вопрос. Согласен, может быть, именно этого человека, с пистолетом, вы не знаете. Но наверняка вы можете предположить, кто мог его к вам подослать?
— Борис Эрнестович, предположить я мог бы, если бы был в чем-то замешан! В чем-то, понимаете, хоть в чем-то! Но я ни в чем не замешан! Ни в чем! Я обычный человек!
— Может быть, все-таки кто-то вызывает у вас подозрение?
— Борис Эрнестович, неужели вы думаете, я не прикидывал? Вертел так и этак. Мало ли, может, кто-то из знакомых? Или из тех, кто у вас обслуживается? Бывшие сослуживцы, допустим? Враги, наконец? Да мало ли кто?
— И что же?
— Когда посылают двух убийц, порешить, так сказать, тебя и жену, всегда поймешь, кто бы это мог быть. Рано или поздно. Здесь же — не понимаю. Не идет ничего в голову, и все. Убивайте, не идет.
Полное впечатление — Гарибов действительно не знает ни Кавказца, ни того, кто его навел.
— Хорошо. Будем считать, вы действительно ничего не знаете. Но в таком случае вы должны были сразу позвонить в милицию. И сообщить, что на вас было совершено разбойное нападение.
— Здесь я виноват. Просто испугался. Но я ведь в конце концов позвонил?
— Поздновато! Да и здесь тоже сочиняли какие-то басни. О «незарегистрированной» тете. Не к лицу это вам. Да, кстати, почему грабитель стал «племянником»? Кому пришла эта идея?
— Он сам предложил. Повторяю, как только он вошел, он сразу достал пистолет. Сел и стал объяснять. Что и как. Во-первых, я должен был тут же позвонить секретарше. Мол, важное дело, буду очень занят, пусть никого не впускают. Во-вторых, я ведь тоже не сразу согласился. Сказал, у меня просто нет таких денег. Потом, когда понял, что дело серьезное… А я это понял: стали сообща выяснять, как я могу передать ему двадцать тысяч. Он спросил: «У вашей жены деньги на книжке есть?» Раз есть, значит, я должен сказать, что он мой племянник. Ну и… всю остальную сказку.
— Вы не заметили, какой системы у него был пистолет?
— Насколько я понял, наш пистолет. Армейский. Системы Макарова.
У Садовникова тоже был пистолет системы Макарова.
— Опишите его внешность.
— Высокий. Да, высокий и крепкого сложения. Черные волосы, черные усы. Лицо… такое, как бы сказать, неприятное. Нос небольшой, курносый. Глаза светлые. Говорил он с легким акцентом. Думаю, скорее всего, кавказец. А вот кто точно… Грузин, армянин, азербайджанец… Не знаю.
Подписав протокол допроса, Гарибов ушел. Иванов набрал его домашний номер. Трубку сняла хозяйка:
— Здравствуйте, Светлана Николаевна. Это Иванов, из милиции.
— Д-да…
— Светлана Николаевна, нам надо встретиться. Есть серьезный разговор. Как у вас со временем завтра? Скажем, в первой половине дня? В час дня? Пропуск будет выписан. Адрес вы знаете. Жду. Всего доброго, Светлана Николаевна.
Сообщив о заявлении Гарибовой дежурному на Петровку, 38, и договорившись о направлении опергруппы на квартиру Гарибовых, набрал номер отдела. Сказал снявшему трубку Линяеву:
— Сергей, свяжитесь с Петровкой и выезжайте на квартиру Гарибовых.
— Понял, Борис Эрнестович.
Разглядывая в окно мокрую мостовую, подумал: по сути, он по-прежнему ничего не знает о Кавказце.
Неизвестность
До вечера пришлось заниматься текущими делами. Вся опергруппа была в сборе. Хорин упорно звонил по всем мыслимым и немыслимым окраинам, выясняя, не видели ли там Кудюма. Линяев сообщил: следы пальцев, взятые в квартире Гарибовых, отправлены в лабораторию. Иванов уже собирался уходить, когда раздался звонок. Он снял трубку:
— Иванов слушает.
Он явственно слышал чье-то придыхание. Наконец мужской голос спросил:
— Простите, Борис Эрнестович?
Голос довольно мягкий. Но вопрос прозвучал твердо.
— Борис Эрнестович. Простите, кто говорит?
— Это… Ну, будем считать, я звоню вам по поводу Гарибова.
— По поводу Гарибова?
— Да. Вернее, обстоятельств, связанных с Гарибовым. Вы ведь в курсе?
— Сначала скажите, кто вы. Я ведь должен знать, с кем говорю.
— Вы это узнаете. Но сначала я хотел бы договориться с вами о встрече.
Человеку, который с ним говорит, наверняка за сорок. Судя по голосу, он занимает в жизни не последнее место.
— Вы хотите со мной встретиться?
— Хочу. Но только на нейтральной почве.
— Как понять — на нейтральной почве?
— Где-нибудь в городе. Это возможно?