При реках Вавилонских

Основной отряд ашбалов отстоял на сотню метров от внешней границы периметра, но несколько групп хорошо подготовленных саперов, способных проникнуть в тыл противника, просочились на позицию непосредственно под брустверами и завалом. Там они и притаились, бессловесные и замерзшие, вооруженные только ножами и пистолетами, обмазанные для маскировки грязью – так они ожидали той минуты, когда основные силы нанесут решающий удар. Будь у них гранаты, торпеды, ранцевые заряды – то есть все то, что положено иметь саперам, – они уже давно посеяли бы панику в рядах израильтян. Но никто и не предполагал, что придется штурмовать холм с целью взять заложников. И потому саперы чувствовали себя обманутыми, не готовыми к атаке и вовлеченными в нее какой-то хитростью или обманом. Они же не какая-то пехота. Они – профессионалы, элита любого пехотного подразделения. А ползти к вражеской линии впереди основного отряда равносильно самоубийству. Им ничего не оставалось, как ждать того момента, когда основные силы перейдут в итоговое наступление. Тогда они прыгнут в окопы израильтян и пустят в ход ножи и пистолеты. Вот если бы только сначала подстраховаться гранатами…

* * *

Добкин прыгнул и пролетел мимо двух изумленных арабов. Они упали и так и лежали – спинами на склоне, зарывшись пятками в оползающую глину и песок. Чуть придя в себя, ашбалы направили свои «АК-47» вниз и открыли огонь. Отдача автоматического оружия оказалась настолько сильной, что люди не удержались на склоне и сползли вниз по переднему скату бруствера, сметая наносы времени и оголяя первоначальную кладку.

Добкин в прямом смысле летел вперед. Он услышал хлопки выстрелов и свист пролетающих мимо пуль. Ноги его наконец коснулись земли, и генерал вновь с силой оттолкнулся и прыгнул. Сапоги задели кусты, раздался треск ломающихся веток. Генерал прыгнул еще раз, словно воздушный акробат на батуте, и вновь взлетел в воздух.

Зеленоватые светящиеся линии преследовали его. Казалось он кувыркается между длинными, мертвенно-бледными пальцами. Это парение в воздухе продолжалось, казалось, целую вечность. Над ним чернело звездное небо древней Месопотамии. А потом вершина холма размытым пятном пронеслась мимо, и ее сменил мерцающий Евфрат. Затем небо и земля снова поменялись местами. Краем глаза Добкин успевал уследить за зелеными фосфоресцирующими полосами, напоминающими лучи смерти в фантастическом кинобоевике, – они подбирались все ближе и ближе, преследуя его, а сухие звуки оружейного стаккато становились все громче по мере того, как к жуткому оркестру присоединялись новые и новые инструменты.

Странно, почему же он не падает, почему парит в воздухе – словно кто-то подвесил его над рекой? И вдруг резкий зеленый огонь ударил опаляющей болью – все вновь приобрело нормальную скорость, словно он только что проснулся, вырвавшись из заколдованного сна.

Добкин услышал всплеск, и мутный Евфрат сомкнулся над ним.

* * *

Хоснер решил не возвращаться на израильские позиции. Место было слишком открытое, и арабский снайпер наверняка уже обнаружил его. Но оттуда, где он лежал, зарывшись в землю, ему никак не удавалось вести эффективный огонь по сторонам – доступной казалась только территория впереди. Прицел невозможно было использовать с достаточной эффективностью, а кроме того, боеприпасы подходили к концу.

Автоматная очередь сбила каблук с его ботинка, и нога непроизвольно, спазматически дернулась. Выругавшись, Хоснер поднял голову. Попытался прицелиться, но снайпер в своей норе оказался невидимкой. Пехотная группа переключилась на нетрассирующую стрельбу и начала стрелять наугад. Хоснер заметил, как напарник снайпера двинулся по склону, очевидно, чтобы доставить точные данные о местонахождении израильтянина. Хоснер, прицелившись, выстрелил, и враг, а это был Сафар, осел на землю, держась рукой за бок.

Мурад нажал на крючок, и Хоснер почувствовал, что его как будто ужалила пчела. Он развернулся в сторону снайпера и выстрелил по его неясному силуэту именно в тот момент, когда тот исчез в норе. Ухо стало теплым и влажным, и Хоснер прижался к стене тесного и неглубокого укрытия. Внезапно вспомнилась Мириам. Все, с него хватит. Хоснер ничего не понимал и в то же время не мог не чувствовать, что ашбалы по обе стороны от него приближаются к вершине. Обернувшись, Хоснер крикнул, пытаясь перекрыть стрельбу:

– Хабер!

Ответа не последовало. Он позвал снова:

– Хабер!

Наоми подняла глаза. Залитая кровью голова Брина все еще лежала у нее на коленях. Девушка вспомнила, что Хоснер был здесь несколько минут назад, но не знала, что же с ним случилось дальше. Услышала, что он зовет ее, но не ответила.

Хоснер сорвал с себя рубаху и обернул ею прибор ночного видения. Перевернул винтовку и схватился за раскаленный глушитель. Поднялся, размахнулся и изо всех сил подбросил винтовку в воздух. Она перелетела через разрушенную сторожевую башню и упала в мягкую пыль недалеко от Наоми Хабер. Девушка услышала звук падения, который словно вывел ее из оцепенения. Она поняла, что надо делать.