— Вот это уже ясно, — засмеялся отец. — Толя с третьего курса. Это много о нем говорит. А родители кто?
— Не знаю. — Машка вывернулась из-под руки и ушла с веранды.
Тетя Агата вручила Марине и Игорю две огромные сумки — собрала то, что осталось от пиршества. Много было всего. Игорь хотел было возмутиться, но Сергей Палыч урезонил его в один момент:
— На бедность нам хочешь подкинуть? А то ведь погибнем с голоду! Ты б лучше подумал — куда вот сейчас с таким грузом? Надо машину покупать.
И Марина точно вошла в разговор:
— Дядь Сережа, мы как раз хотели…
— Сколько? — остановил ее вопросом Сергей Палыч.
— Штуки две, — солидно ответил Игорь. — На пару месяцев.
— Нет разговора. Отдашь когда сможешь. Две-то хватит?
— Должно.
Хотя Игорь и не ждал отказа, все равно было приятно, что дядя Сережа отозвался на просьбу так сердечно. А знал бы он, что Игорь и сам может одолжить — и не две—три тысячи… А может, и знал? Все ведь сечет мужик…
И, словно подтверждая мысли Игоря, дядя Сережа с понимающей улыбкой хлопнул его по ладони, одновременно и прощаясь и давая понять: заметано дело, все в порядке — есть, было и будет.
— Звякнешь мне на работу, как понадобятся. Я буду держать наготове.
Сумки и впрямь оказались тяжеленными, а такси на этот раз не было долго. Игорь с Мариной минут двадцать стояли на пустой поздней дачной улице. Усталая Марина привалилась к плечу мужа, и он с удовольствием ощущал податливое, родное тепло.
— Степа меня сильно тревожит, — сказал Игорь.
— Потом, Гошенька… На трезвую голову, — остановила его жена.
3
Воскресенье Валерий Чумаков заранее объявил днем радости. Наивному человеку показалось бы, что в день радости не нужно делать ничего неприятного, и, конечно же, он бы ошибся. В день радости можно делать все, только относиться к своим занятиям надо просто и весело. Так научил Чу макова доктор Леви, который написал целую книжку об аутотренинге. Книжку эту подарила Валерию Танечка, и вот уже второй месяц Чумаков пытался воспитывать себя по правилам науки.
В воскресенье доктору Леви предстояло тяжкое испытание. Больше всего на свете Чумаков не любил ходить на базар. Но мать давно уже просила купить смородину и вишню для варенья на зиму. По книжке Леви — чем неприятнее занятие, тем убедительнее должна быть установка на радость от него. Аргументы Чумаков сыскал для себя железные. Он был сладкоежкой и на базар отправился под лозунгом: как хорошо пить чай с вареньем в долгие зимние вечера! С этим лозунгом целый час таскался по раскаленному базару, пробуя смородину и сминая пальцами вишню — следовало покупать спелую, но твердую.
На обратном пути пришлось труднее — то ли Чумаков недостаточно усвоил формулу радости, то ли доктор все же преувеличивал ее значение, то ли книжка Леви была рассчитана на среднеевропейскую температуру, только измаялся Валерий здорово и с облегчением сдал ношу матери, которая тут же и принялась хлопотать с вареньем.
Теперь Чумакова ждали дела просто или очень приятные: душ, обед, футбол по телевизору, в шесть — свиданье с Танечкой и поход к Фоминым, куда на вечер пригласили местного экстрасенса.
— Вставай, лежебока, уже пять, я тебе воду для бритья приготовила.
Чумаков брился опасной бритвой в роду, мужчин Чумаковых это было традицией. Вообще в доме было множество традиций. Валерий смеясь называл их языческими обрядами, но следовал обрядам с видимым удовольствием. Одним из них была торжественная подготовка к выходу из дому. Пока был жив отец ежевечерне мать чистила, гладила отпаривала пятна, чтобы утром мужчины вышли в полном великолепии. Отец Валерия был инженером, заведовал отделом в проектном институте и умер от инфаркта в сорок пять лет, когда сын учился на третьем курсе юрфака. С тех пор Валерий жил вдвоем с матерью расходовавшей на него весь запас заботы. В управлении милиции Чумаков считался пижоном, хотя никаких особо модных вещей не носил, просто всегда был отчищен и отглажен, форму мама ушивала так, чтобы на ней не было ни морщиночки.
И теперь пока Чумаков с наслаждением брился, его уже ждали наглаженные брюки, свежая рубашка, накрахмаленный носовой платок.
— Деньги взял? — спросила мать, придирчиво оглядывая сына. — Ты, надеюсь, не поздно?
Вопрос был чисто риторическим, и Чумаков ответил на него, потершись носом о материнскую щеку. Давно уже Валерий возвращался дамой когда хотел, и мать не ждала никаких объяснений, стоически перенося странные отношения сына с Танечкой. Танечка матери нравилась и мать почему то считала, что, если двое молотых людей любят друг друга, они должны пожениться и жить вместе.
В глубине души Валерий эту точку зрения разделял, а потому на третий месяц знакомства сделал Танечке предложение по всей форме. Она радостно засмеялась и обещала подумать. И думала вот уже второй год, а на все чумаковские настояния отвечала одним и тем же вопросом:
— Так тебе плохо глупенький?
Вопрос этот подкреплялся немедленными действиями, после которых Чумакову становитесь ясно, что все хорошо, а сам он действительно ужасно глупый.