При странных обстоятельствах

— А как я должен разговаривать? — вспылил Чумаков. — Зачем мне знакомиться с твоим Толей? Про живопись ты ему сама все объяснишь. А про службу в милиции, ты уж меня извини, у нас с ним разные представления.

— Ты же совсем не знаешь человека, а так говоришь.

— Знаю. Все я знаю. И человека твоего знаю, и тебя давно знаю. Только вот понять не могу: ты серьезно со мной говоришь или издеваешься. И вообще — надоело…

— Надоело? — Темные Танечкины глаза внезапно просветлели, она резко повернулась и пошла через улицу.

Ну и пусть. Пусть! Чумаков зашагал широко и решительно.

Утром следующего дня он позвонил на курсы и вызвал к себе Тюрикова. Сварщик, приехав, рассказал, что Миропольский даже дал ему свою машину.

— Залебезил!

Фоторобот они сделали очень быстро — Тюриков молниеносно понял принцип работы и давал поправки четко и точно. Уже через час они принесли в кабинет портрет молодого мужчины с продолговатым, чуть расширенным кверху черепом, аккуратная стрижка с пробором — ничего похожего на новомодные длинные прически, все сдержанно, солидно.

— Ну, все? — спросил сварщик.

Но отпускать Тюрикова Чумаков пока не собирался.

— Можно найти металл, который резали пропавшим аппаратом?

Тюриков задумался:

— На курсах точно ничего нет. Мы ведь металлолом каждый месяц сдаем. Подметаем подчистую — от этого премия зависит. Но нам этот аппарат передали из Западного депо. Я там стойки для кронштейнов варил. Кронштейны эти и сейчас там стоят. Добыть можно, только не просто.

— Очень надо, — сказал Чумаков.

— Я понимаю, что надо. Но это придется кронштейн срезать, стойку снимать, а она там забетонирована, а потом все снова наваривать. Ясно?

— Давайте так: я с начальником депо переговорю, они вам помогут, только на месте никому ничего не объясняйте.

— Это и ежу ясно. — Сварщик встал, недовольный, потом вдруг махнул огромной своей лапищей — где наша не пропадала! — Знаешь, — по-свойски уже сказал он Чумакову, — не надо никому ничего звонить там, договариваться. Ты мне лучше разреши машину сгонять. Я съезжу туда, проверну все это дело, сегодня к вечеру или завтра утром притараню тебе это железо. Идет? А с ребятами я быстрей договорюсь, чем ты с начальством.

— Ну, давайте, — согласился Чумаков. — Но если что возникнет, вы мне позвоните.

Чумаков снова отправился в лабораторию, на этот раз к Шульге. Подполковник Шульга, начальник научно-технической лаборатории, в свои сорок пять был строен как юноша, щеголеват и ироничен. На все управление он славился как лучший стрелок — ни один оперативник не мог обойти его на офицерских стрельбах. В длинных и тонких, ухоженных пальцах Шульги таилось непостижимое чутье — едва взяв в руки оружие, он уже словно знал его боевые свойства и сажал пулю за пулей на любой дистанции даже из незнакомых ему систем. Хорошие стрелки пользовались в управлении признанием, а Николай Николаевич Шульга был не хорошим — феноменальным стрелком. Но сам он, казалось, особой гордости от этого не испытывал. А гордился Шульга тем, что знал на память — от начала до конца русскую оперную классику. И напевал вполголоса, мурлыкал ее посреди самых неожиданных занятий, выпадавших неизменно на долю начальника лаборатории.

Подполковник протянул Чумакову коваленковское направление и заключение экспертизы.

— Здесь мы понаписывали, — сказал он скучающе. — Подпись заделана нестойко, это явно не выработанная подпись, а имитационные каракули. Неофициально обращаю твое внимание на то, что липу эту печатала скорей всего женщина, непрофессиональная машинистка. У них обычно перепад между силой удара правой и левой руки значительно больший, чем у мужчин. Напечатано на новой портативной “Олимпии”, а в Ремтресте никаких “Олимпий” нет, у них только и есть что две “Украины”. Усек, молодец?

Эту лениво-барственную манеру Шульги разговаривать Чумаков прощал, как прощали ее все, кто знал Шульгу поближе. Николай Николаевич при всей своей холености и томности был настоящим работником и отличным товарищем. Когда надо, он сам корпел в лаборатории днем и ночью, когда надо, бегал за хлебом и колбасой для своих сотрудников, сам кипятил и заваривал чай. И всегда знал, что действительно срочно, а что может и подождать. Сейчас он выдал Чумакову заключение, сделанное вне всякой очереди. Группа Малинина шла у него сейчас без задержки — “зеленым светом”. А бывало, когда он лениво говорил:

— Через недельку, если ничего не произойдет…

И дня через два кто-то из его сотрудников звонил и устраивал скандал: почему не забираете заключение, оно лежит, а вас нет…

— Тут сегодня к вечеру привезут один кусок железа, — в тон Шульге сказал Чумаков, — в крайнем случае — завтра утром. Надо бы…

— Когда привезут, посмотрим, — лениво улыбнулся Шульга. — Поглядим, что вы там наварили.

Когда Чумаков вернулся к себе, Кравца в кабинете все еще не было.

“Заседают”, — подумал с горечью Чумаков. Ему-то казалось, что он вышел на самое перспективное направление — аппарат, человек, который его похитил, который, судя по всему, вскрывал сейфы… А оказывается, есть что-то гораздо более важное. Что же это могло быть?..