При свете дня

Сведения о роли, которую (вольно или невольно) сыграли евреи в осуществлении Октябрьской революции, а главнее того, в первые годы утверждения и господства большевизма в России, в годы «красного террора», вообще руководства страной по крайней мере до середины 30-х годов, сведения об этой роли просачивались в сознание коренного населения и раньше. Теперь же, с наступлением гласности и (относительной) свободы печати эти смутные сведения превращаются в знания. Троцкий, Свердлов, Зиновьев, Урицкий, Каменев, Володарский, Войков, Литвинов, Менжинский, Ягода… Сотни имен, которые бессмысленно перечислять. Скажем, в первом составе Совета Народных Комиссаров соотношение евреев к неевреям 20:2, в Военном Комиссариате 34:9. Да из этих девяти еще 8 латышей. В составе ЧК русских двое, а евреев 43, комиссаров в губерниях русских 1, а евреев 21.

И так далее, и так далее во всех сферах управления и руководства страной. Конечно, вся эта правда об истории Октябрьской революции и советской власти, становясь достоянием широких масс коренного населения, не может улучшать отношения его (коренного населения) к совершителям и сотворителям всех по существу своему антинародных акций, начиная с убийства царской семьи, кончая семьюдесятью миллионами расстрелянных без суда и следствия, уморенных голодом или непосильным лагерным трудом. Закрытие и разорение 92 процентов церквей и монастырей, уничтожение в одной только Москве 450 старинных (и прекрасных) храмов, обесцерковление всех городов России (где было 30–40 храмов, осталось по 3–4), все это в народном сознании также связывается, увы, с евреями, с их властью в стране.

При всем этом можно категорически, не греша против истины, утверждать, что прямого, открытого проявления антисемитизма в стране все же нет, если иметь в виду именно население, а не отдельные случаи.

Ни в метро, ни в магазинах (кинотеатрах, театрах, учреждениях), ни на собраниях, ни в быту, ни на рынках, ни в ресторанах (где люди разогреты парами алкоголя) открытого, прямого проявления антиеврейства нет.

Тогда что же есть? О чем же вести разговор? А есть — отношение. Есть обоюдный ледяной холодок, который ощущается сам по себе, на расстоянии, подобно холодку, которым тянет от айсберга, от большой ледяной глыбы. Его-то, этот холодок, и ощущал, очевидно, Григорий Свирский, борясь с антисемитизмом. Я думаю, что, положа руку на сердце, Свирский не мог бы назвать случая, чтобы его кто-нибудь когда-нибудь обозвал, толкнул, ругнул, а тем более — ударил. Ничего этого не было, но было лишь подспудно ощущаемое отношение или, даже вернее, сознание этого отношения. И жить, конечно, становится менее уютно.

Государство может своими способами и средствами (закон, милиция, армия, наконец) защитить ту или иную социальную либо национальную прослойку населения, будь то бюрократический аппарат, номенклатура или евреи, но государство не может заставить сто миллионов, двести миллионов коренного населения полюбить номенклатуру либо евреев, равно как нельзя заставить евреев полюбить коренное население.

Эта проблема существеннее продовольственной проблемы (продовольствие на прилавках магазинов может в конце концов появиться), существеннее экономических, земледельческих проблем (они тоже могут в конце концов нормализоваться). Эта проблема существеннее даже кровавых межнациональных проблем. В конце концов (хотя бы гипотетически и теоретически) за столом переговоров можно уточнить и закрепить границы между Азербайджаном и Арменией, Грузией и Осетией, можно стабилизировать обстановку в этих регионах на десятилетия или больше, но то, о чем заговорил я, невозможно решить никакими переговорами (кого с кем?). Никакими уточнениями границ (где эти границы?). Тут не властен и временной фактор. Эта проблема будет существовать всегда, вечно, пока существует коренное население и пока существует самоизолирующаяся от него составная современного общества.

В первые послереволюционные годы эту проблему решали жесточайшим подавлением и физическим уничтожением коренного населения, смертельным страхом, превращением народа в безликое, послушное население, в бессловесных, неосведомленных, недумающих рабов. Некоторых экстремистов и сегодня соблазняет этот путь, они не видят никакого другого способа решения проблемы. Впрочем, пассивное и подспудное отрицательное отношение, нелюбовь, неприязнь они квалифицируют как активное и воинствующее начало, называя его шовинизмом и черносотенством.

В журнале «Бюллетень Спартаковцев» осенью 1990 года читаем: