При загадочных обстоятельствах. Шаманова Гарь

Тропынин одной рукой ловко закрыл крышку на горловине, выплеснул на дорогу остатки воды и, сунув заклеенный кусок камеры под сиденье, лихо вскочил в кабину. Вжжикнул стартер — мотор легко заработал на холостых оборотах. Переехав мостик, самосвал угрожающе зарычал и, разгоняясь, рванулся в гору.

— Так какие же у тебя факты, Сергей Павлович, по убийству Репьева? — спросил Антон.

— А на основе фактов, товарищ капитан, такое кино получается… Левка-гитарист без ума любит Розку, но по каким-то цыганским обычаям ему жениться на ней нельзя. Обычай — обычаем, а цыганская кровь кипит… Гриня Репьев, конечно, от скуки за цыганочкой ухаживания строил, но Левка всерьез это принял. Как-то говорит мне: «Зарежу собаку пасечника, если к Розке приставать не перестанет». Я, конечно, сразу Гриню предупредил, но Гриня ж — баламут. Зальет, бывало, глаза водкой и — все ему до фонаря. Вот доигрался…

— Когда убили пасечника, Левка с другими цыганами в мехмастерской работал, — сказал Антон.

— Не было его там.

— Кузнец говорит, что утром все цыгане явились на работу.

— Может быть, в восемь утра и являлись все, но полчаса девятого Левки в мастерской не было. В это время я туда подъехал подремонтироваться. Накануне на элеваторе один шоферишко-лапоть, пятясь, фару мне даванул. Козаченко за час ее залатал, и мы с Андрюхой Барабановым укатили от мастерской. Левки все еще там не было.

— По пути его не видел?

— Нет. Я сразу рванул к комбайнам на Поповщину. Так по старинке у нас пшеничное поле зовется, которое правей пасеки. Говорят, до революции те земли церкви принадлежали. Не знаете, правда это?

— Правда.

— Вот хапуги попы были, самую лучшую землю себе заграбастали. Ну, значит, загрузился я у комбайнов зерном и по старому тракту газанул к шоссейке. Поравнялся с пасекой — сигналю… — Тропынин внезапно осекся. — Стоп, машина, задний ход. Пропустил один факт. Когда ехал к комбайнам, у пасеки, высадил Андрюху Барабанова. Меду тот хотел для родственника, живущего в райцентре, прихватить. Договорились, значит, что Андрюха будет меня ждать против пасеки на старом тракте. Подъезжаю — нет его. Посигналил — глухо. Тормознул, еще посигналил — в ответ ни звука. Значит, думаю, махнул Андрюха на шоссейку пешим порядком и на другой попутке в райцентр укатил…

— В какое время ты сигналил у пасеки? — спросил Антон.

— Ровно в одиннадцать, — посмотрев на часы, ответил Тропынин. — Андрей завтра должен на новой «Ладе» прикатить из Новосибирска. Вы его поспрашивайте толком. Может, он потому и не дождался меня, что на пасеке ЧП случилось.

— Барабанов в Новосибирск за машиной уехал?

— Ну. Машины-то оформляют на оптовой базе облпотребсоюза, которая в Клещихе находится.

— Чтобы попасть в Новосибирск, ему проще было сесть на электричку в Таежном.

— Пятьсот рублей у Андрея не хватало на «Ладу», и он хотел в райцентре перехватить деньги у родственников в долг.

Бирюков, вспомнив рассказ Славы Голубева об автомобильном следе, пригладившем след телеги на старом тракте, спросил:

— Цыганскую подводу, Сергей Павлович, не видел, когда ехал по тракту?

— Подводу — нет, а самих цыган видел, когда порожняком возвращался с элеватора. На шоссейке они «голосовали» машинам, идущим в райцентр. Это уже в половине первого было. В уборочную страду из райцентра хорошо уезжать, а туда все машины с зерном идут, редко порожняк подвернется.

— Левка и Роза были среди цыган?

— Не разглядел. — Тропынин резко остановил самосвал и показал на жнивье влево. — Вот, как раз здесь весь табор мельтешил.

Бирюков вышел из кабины и, пропустив встречную машину с полнехоньким кузовом зерна, прикрытого брезентовой палаткой, перешел через дорогу. Судя по затоптанной стерне, на ней, не раньше как вчера, топтались десятка два человек. По разбросанным консервным жестянкам можно было догадаться, что люди здесь даже обедали. Пыль от беспрестанно проносящихся по дороге машин успела прикрыть жнивье, и искать здесь что-то характерное было бесполезно.

Антон знал это место еще с детской поры, когда на нынешнем жнивье в летнюю пору буйно кудрявился цветастый клевер. До серебровской пасеки отсюда было километра два, а до железнодорожного разъезда Таежное, где нашлась цыганская лошадь, — около пяти. Через дорогу от жнивья до самой Серебровки зеленели густые березовые колки.

Неожиданно вспомнилась фотография завязанной в хозяйственную сетку банки с медом на цыганской телеге. Подойдя к самосвалу, Антон спросил:

— Сергей Павлович, в какую посуду Андрей Барабанов хотел меду взять?

— Стеклянную трехлитровую банку в сетке он с собою из Серебровки вез, — ответил Тропынин. — А чо такое?..

— Да так, ничего, — сказал Бирюков.

Едва только он сел в кабину, Тропынин включил скорость и посмотрел на часы:

— В Серебровку вас отвезу да еще одну ездку на элеватор успею сделать. Обещал бригадиру рекорд поставить.

— О Розе что-нибудь можешь рассказать? — спросил Антон.

— А чо о ней говорить?.. С виду Роза легкомысленная, но на самом деле строгая.

— Ты говорил: Левка или она убили пасечника.