При загадочных обстоятельствах

— По-моему, дело было так… — Бирюков положил на стол схему дорог возле пасеки и протоколы допросов. — Вот здесь все нарисовано и записано. Серебровцы обычно добираются в райцентр электричкой от разъезда. Из Серебровки до Таежного, как правило, идут пешком — там близко. Мужчина в зеленом плаще считал, что Барабанов, отправляясь покупать машину, поступит так же, и с обрезом под полой ждал его на проселочной дороге возле березнячка на взгорке, откуда просматривается вся панорама вплоть до Таежного. Однако Барабанов проехал мимо в кабине тропынинского самосвала. Глядя вслед, мужчина отлично видел, как Барабанов вылез из машины у пасеки и оттуда, уже с банкой меда, зашагал по старому тракту к Таежному. Догнать его можно было только на лошади, которую так кстати запряг Ромка…

— Зачем же он пасечника убил? — спросил прокурор.

— Может быть, чтобы избавиться от свидетеля, может, нож Левкин приглянулся… Короче, на цыганской лошади мужчина догнал Барабанова, предложил подвезти его и довез до ближайшего колка.

— Если он забрал у пасечника нож, почему обрез до самой Крутихи под полой тащил?

— По всей вероятности, опасался навести розыск на след Степана Екашева. Хоть Степан Осипович и говорит, что обрез принадлежал Репьеву, не верю я этому.

— Предполагаешь, Екашев — соучастник?

— Как показывает экспертиза, горло Репьева перерезано сапожным ножом, который мы изъяли у Екашева. У него же оказались и репьевские сапоги с портянками… Не могу лишь понять: зачем старик уже мертвому пасечнику перерезал горло, разул его и в березовый колок спрятал тяжелую флягу с медом?..

— Для нас с Семеном Трофимовичем это тоже загадка, — читая показания шофера Тропынина, проговорил Лимакин. Он закончил чтение и поднял глаза на Бирюкова: — Любопытные сведения выдал твой земляк…

— Петя, что Козаченко о Екашеве говорит? — спросил Антон.

— Ровным счетом ничего. Он даже его не знает.

— Странно… А пасечник не предлагал цыганам золотой крест?

— Предлагал. Сначала заломил две тысячи, потом до одной сбавил, но Козаченко все равно отказался.

Бирюков задумчиво побарабанил по столу пальцами:

— Не этот ли крест привел Екашева на пасеку?..

Прокурор вздохнул:

— Умрет не сегодня-завтра старик и придется нам на кресте крест поставить.

17. Жадность

Районная больница, где находился Екашев, была на окраине райцентра, в густом сосновом бору. Бирюков прежде всего встретился с Борисом Медниковым. Тот сидел в беседке прибольничного скверика и сосредоточенно затягивался сигаретой. Рядом, на столике, лежала распечатанная пачка «Золотого пляжа». Антон, здороваясь, протянул руку;

— Как жизнь, Боря?

— Цветет и пахнет!

— Хорошее настроение?

— Угу… Бывший пациент только что заходил. В прошлом году язву ему оперировал. Доходяга был — смотреть страшно. А теперь раздобрел, курить начал… Пришлось конфисковать сигареты, чтобы не забывался…

— Людей отучаешь от курева, а сам…

— Мне что! Я каждый квартал бросаю.

— И каждый раз начинаешь сызнова?

— Картинки привлекают, — Борис взял сигаретную пачку. — Научились у нас такие штучки оформлять, просто и весело, да?.. Видишь? «Золотой пляж» называется. Ну, как не подышать в Сибири запахом Черноморского побережья?..

Антон улыбнулся, но сразу посерьезнел:

— Боря, Екашев хоть ненадолго поправится?

— Нет.

— Что-то, не задумываясь, отвечаешь.

— Если бы ты спросил: «Можно ли в Спортлото трижды подряд угадать все шесть номеров?» — я, возможно, и задумался бы: чем черт не шутит, когда бог спит… С Екашевым думать нечего — все ясно, как ясный день. Самолечением человек угробился. У него рак легкие доедает, а он, видите ли, собачьим салом от туберкулеза себя потчевал.

— Знает о том, что не выживет?

— Догадывается. Утром сегодня на обходе тихонько шепчет: «Доктор, загнусь на днях. Скажи, судить меня будут, как живого, или помилуют за смертью?» «За что вас судить?» — спрашиваю. «Дак вот… с пасечником набедокурил»…

— Надо было посоветовать: со следователем, мол, лучше по этому поводу поговорить.

— Представь, это я сделал и без твоей подсказки.

— Ну и что он?

— На полном серьезе жалуется: «Следователю подмазать надо, чтобы замял дело, а у меня денег — ни гроша». Потом о тебе вспомнил: «При обыске, кажись, сын нашего председателя, Игната Бирюкова, присутствовал. Бирюковы — мужики справедливые, подачек не берут. Может, Бирюков-младший бесплатно за меня заступится перед судом, чтобы принародно мои кости не полоскали? Земляки мы ведь с ним».

— Ты это серьезно?

— В подобной ситуации грешно шутки шутить,

— Как бы мне поговорить с ним?

Медников глянул на часы:

— Сейчас процедуры идут. Минут через двадцать организую встречу, если не заснет старик. Спит он так, будто всю жизнь не спал. Поразительно умудрился изнурить себя работой. Мне доводилось обследовать механизаторов после уборочной страды, когда людям, считай, полный месяц приходится спать урывками, и то у них даже намека на такую, как у Екашева, изнуренность не было. У старика нечто феноменальное в этом отношении.

— На сыновей не жалуется?

— Даже не вспоминает.

Помолчали. Антон спросил: