При загадочных обстоятельствах

— Говорят, одной цыганочки из табора. Розой ее зовут, — прокурор достал из кармана пачку «Беломорканала», закурил. — Видимо, приласкал пасечник эту Розу, а у цыган на сей счет обычай суровый. Кстати, участковый такую версию выдвигает.

— Михаил Федорович! — позвал Голубев, и Кротов тотчас подошел. — У цыган было ружье?

— По моим сведениям огнестрельного оружия в таборе не имелось.

Голубев сдвинул фуражку на затылок:

— Что за табор, Михаил Федорович?..

— Собственно, две цыганских семьи, возглавляемых Козаченко Николаем Николаевичем, который имеет паспорт с временной пропиской в городе Первоуральске Свердловской области.

— Как вели себя цыгане?

— В первые дни цыганки бойко стали продавать местным женщинам губную помаду, краски для глаз да бровей, заграничные духи. Цену значительно завышали. Я побеседовал с Козаченко — спекуляция прекратилась. Одновременно состоялся разговор на предмет незаконного хранения не только огнестрельного, но и холодного оружия. Козаченко заверил, что такового в таборе не имеется. Оснований для досмотра вещей, сами понимаете, никаких не имелось. Пришлось поверить на слово.

Заговорил прокурор:

— Может, зря, Михаил Федорович, мы цыган подозреваем? Гильзу-то нашли от старой берданки. У кого из местных жителей есть такое ружье?

— Ружья системы Бердан, товарищ Белоносов, местными охотниками давно не употребляются. Теперь в моде высококлассные двуствольные бескурковки.

Подошли бригадир и следователь Лимакин.

— Извините, Семен Трофимович, — обращаясь к прокурору, сказал следователь, — надо бы избушку внутри осмотреть…

— Осматривайте, — ответил прокурор. — После этого тщательно поработайте с криминалистом на месте стоянки табора. Замерьте ширину тележной колеи, снимите отпечатки копыт лошади…

— Надо, Петя, попытаться зафиксировать рисунок протектора автомашины, которая после телеги по тракту проехала, — подсказал Голубев.

— Попробуем, — вздохнул следователь.

Прокурор повернулся к бригадиру:

— Сколько цыгане у вас заработали?

— За последнюю неделю около двухсот рублей вышло. Наряды у меня в столе лежат, можно подсчитать точно.

— О Розе какого мнения?

Бригадир махнул рукой:

— Смазливая цыганочка. Поет, пляшет, гадает, ребятам подмигивает. Вот Гриня за ней и приударил.

— Сколько же лет Репьеву было?

— Тридцать с небольшим… Мертвый он значительно старше выглядит.

— Холостяк?

— Да.

— Увлекался женщинами?

— Не сказал бы. Впервые на него какая-то дурь с этой цыганочкой нашла. Предупреждали ведь и я, и Кротов: «Не шути, Гриня, с огнем». Нет, не внял разуму. Видимо, судьба…

Помолчали. Прокурор опять спросил:

— Слушай, Гвоздарев, а из местных никто с Репьевым не мог счеты свести?

Бригадир отрицательно крутнул головой:

— Нет, за местных жителей я ручаюсь. Гриня, конечно, не ангелом был, и прозвище «Баламут» к нему не случайно прилипло. Иной раз, как выпьет, зубатился с людьми. Но из наших селян ни один человек на убийство не решится.

— А из гостей?..

— Гости в Серебровку обычно по субботам да воскресеньям наплывают, а сегодня — средина недели.

Прокурор повернулся к Голубеву:

— Будем отрабатывать версию с цыганами. Мы сейчас закончим здесь осмотр, прочешем прилегающую к пасеке местность и уедем, чтобы в райцентре допросить цыган. Тебе же, Вячеслав Дмитриевич, придется на денек остаться в Серебровке и по поручению следователя потолковать с народом.

3. Цыганская лошадь

Серебровка была обычной сибирской деревней с двумя рядами добротных бревенчатых домов, выстроенных вдоль одной ровной, как линейка, улицы. От других сел, будто оправдывая свое название, она отличалась, пожалуй, лишь особой ухоженностью. Крыши домов белели аккуратно пригнанным шифером, окна — в узорных, ярко выкрашенных наличниках. Огороженные палисадники густо заросли цветниками и малинником, а по сторонам от проезжей дороги вдоль всей улицы зеленела — такая редкая в современных селах — придорожная мурава.

Смерть пасечника вызвала у серебровцев неподдельное удивление. Все, с кем пришлось беседовать Славе Голубеву, будто сговорившись, заявляли, что врагов у Репьева в селе нет. Не без того, конечно, кое с кем из селян Гриня скандалил, но ни рукоприкладства, ни угроз никогда не было, и ему, само собой, никто мстить не собирался.