При загадочных обстоятельствах

Лимакин открыл записную книжку. Утешительного в его рассказе было мало. Опрошенные цыгане объясняли свой внезапный отъезд из Серебровки опасением, что их могут обвинить в убийстве Репьева, который накануне отдал вожаку Козаченко колхозное колесо для телеги. Первым увидел убитого пасечника цыганенок Ромка — искал якобы угнанную неизвестно кем лошадь и забежал на пасеку.

— В это можно бы поверить, но один факт настораживает… — Лимакин задумчиво помолчал. — Кто-то очень жестоко избил цыганочку Розу, Когда я предъявил ей обнаруженные в пасечной избушке туфли, она страшно перепугалась и стала утверждать, будто Репьев угостил ее медом и предложил остаться на ночь. Роза отказалась. Тогда пасечник отобрал туфли и стал хлестать Розу кнутом. Вот тут и возникает «но»… По словам бригадира Гвоздарева, Репьев жестокостью не отличался, да и кнута у него на пасеке никакого не было…

Подполковник повернулся к судмедэксперту:

— Что показало вскрытие?

— Вот официальное заключение, — Медников протянул бланк. — Коротко могу сказать… Пасечник находился в легкой стадии алкогольного опьянения. Весь заряд дроби пришелся ему в сердечную полость и застрял там. Смерть наступила вчера между девятью и десятью часами утра, а горло перерезано примерно на полчаса позднее. Резаная рана создает впечатление, будто нанесена опасной бритвой, однако исследование показало, что сделано это остро заточенным ножом с широким и коротким лезвием.

Едва Медников замолчал, снова заговорил следователь:

— Могу добавить, что особое внимание мы уделили осмотру ступней Репьева. Они чисты. Обувь снята уже с мертвого… Из груди Репьева извлечено двадцать восемь свинцовых дробин третьего номера. Выстрел произведен из гладкоствольного оружия небольшого калибра, что так же подтверждается найденными на месте происшествия газетными пыжами и латунной гильзой. На одном из пыжей — часть фотоэтюда с подписью «Тихий вечер». Удалось установить: оба пыжа сделаны из районной газеты за девятое августа этого года. Порох для заряда был применен охотничий, дымный. Характер пороховых вкраплений в области ранения показывает: выстрелили в Репьева с расстояния не далее двух метров. При нормальной длине ружейного ствола заряд дроби на таком расстоянии практически не успевает рассеяться. В данном случае — заметное отклонение от нормы. Можно сделать предположение, что стреляли из ружья с укороченным стволом…

— Из обреза? — удивился подполковник.

— Да, что-то в этом роде.

Подполковник встретился вопросительным взглядом с экспертом-криминалистом. По привычке всегда докладывать стоя, капитан Семенов поднялся. Положил на край стола папку и сухо-официально сказал:

— Предположения следователя поддерживаю.

— Повышенное рассеивание дроби возможно и при непропорционально большом, по сравнению с дробью, заряде пороха, — заметил Бирюков.

— Правильно, — согласился Семенов. — Но в данном случае заряд пороха был небольшим.

— Что показывает дактилоскопическая экспертиза?

Прежде чем ответить, криминалист передал Бирюкову несколько увеличенных фотоснимков. Убедившись, что тот рассмотрел их, заговорил:

— На стакане из пасечной избушки обнаружены отпечатки пальцев Репьева и Розы. Есть отпечатки пасечника и на фляге с медом, которую нашли под хворостом. Однако унес ее туда не Репьев, На ручках и на самой фляге имеются отпечатки ладоней, но кому они принадлежат, пока не установлено. Отпечатков пальцев цыган на месте происшествия не обнаружено. На цыганской телеге — человеческая кровь второй группы с положительным резус-фактором. У Репьева была третья группа…

Наступило молчание. Бирюков снова принялся рассматривать фотографии. Подполковник Гладышев взял лежащую на столе пачку «Казбека», закурил. Борис Медников «стрельнул» у него папиросу. Прокурор, рассуждая вслух, сказал:

— Не ранил ли Репьев перед смертью своего убийцу…

— Чем, Семен Трофимович? — спросил следователь Лимакин. — На пасеке мы даже столового ножа не обнаружили.

— Между тем нож у пасечника был, — вдруг заметил Бирюков. Он отыскал среди снимков сфотографированный стол, где отчетливо пропечатались крупные ломти нарезанного хлеба. — Вот, Петя… Это не топором нарублено. Кроме того, как можно жить на пасеке, не имея ножа?..

— Был, конечно, у Репьева нож, — поддержал прокурор. — Вопрос в другом: куда он исчез?

Бирюков глянул на эксперта-криминалиста:

— Отпечатки следов ног на месте происшествия обнаружены?

— Трава там. Что в траве обнаружишь… — хмуро ответил Семенов и передал Бирюкову фотоснимок трехлитровой банки с медом. — Вот на этой посудине есть пальцевые отпечатки — и Репьева и еще одного человека. Кто этот человек, пока тоже не установлено.

Бирюков, отложив снимок, выбрал другую фотографию, на переднем плане которой просматривался четкий след телеги, проехавшей по жнивью, а через реденькие березки виднелась пасечная избушка. Передавая ее следователю, спросил:

— Это что, Петя?