Прямая речь

У Кушнера есть замечательные строки: «Времена не выбирают. В них живут и умирают». И еще: «Большей пошлости на свете нет, чем плакать и пенять. Будто можно те на эти, как на рынке поменять». А дальше идет перечисление многих-многих страшных бед, которые обрушивались на человечество во все времена. Не было такого, чтобы небеса дарили нашей грешной земле безоблачную жизнь. В этом ключ к пониманию бытия. Абсурд — втащить ушедшее в сегодняшний день. Учиться у прошлого надо, а реанимировать его нельзя.

* * *

Однажды мы проснемся в опустевшей стране, и одна одинокая душа, будет сутками бродить по нашим просторам в надежде найти другую душу. Любую, пусть даже далеко не родственную. И, наконец, встретив ее, поймет, что есть гораздо более яркие разновидности счастья, нежели триумфальный разгром политического противника или добытый в очереди кусок колбасы…

1990 г.

О культуре

* * *

Очень многое в нас замешано на сопротивлении. Россия без этого никогда не жила: без подвига, без нравственного примера. Это наша боль и наше проклятие. Помните, у Брехта ученики обвиняют Галилея в том, что он сдался: «Несчастна та страна, в которой нет героев». На что умный Галилей отвечает: «Несчастна та страна, которая нуждается в героях». Нигде в мире нет этого бесконечного, нравственного подвига, этого увлечения своей жертвенностью. И это даже не советское, а российское. Хоть это-то было, но и оно уходит.

И интеллигенция чувствует себя не у дел. Замолкли писатели, художники, а взамен явились графоманы, посредственности, деньгоделатели.

Они тогда просыпаются, когда замолкают авторитеты. Помните, у Давида Самойлова: «Вот и все, сомкнули очи гении» и дальше: «Нету их, и все разрешено». Несуетные Белла Ахмадуллина, Булат Окуджава не звучат. Но я верю, что когда-нибудь ту кладовку, в которой сейчас пылится наш кинематограф, наша литература, наше искусство, разроют. И окажется, что здесь, в стране, о которой сказано «так жить нельзя», на сопротивлении создавались прекрасные, обжигающие, удивительные вещи. И это будет замечательная кладовка для Европы.

1992 г.

* * *

Во всем, что происходит сегодня с культурой, меня более всего удивляет позиция российского правительства. Опять звучит знакомый большевистский тезис: сначала надо накормить народ, нужно действовать поэтапно, а потом…

Не будет потом, потому что ментальность сопротивляется, другая земля, другая природа, которая тоже, как известно, формирует нацию. Никогда мы не будем похожи на Голландию, как справедливо заметил Никита Михалков. Получается нечто третье, и в это нечто надо закладывать отечественную культуру, вместе с колбасой сберегать духовные ценности. А к культуре относятся по-хабальски, она растоптана, унижена, не имеет ни копейки.

В России собираются сократить треть театров. Что уж, они все такие плохие? Но других там нет, и, стало быть, не появятся. И кто сказал, что театры могут существовать без поддержки государства? А кино? Если и снимаются какие-то фильмы, то делаются они дилетантами, а если и возникают прекрасные картины, то они заматываются прокатом и кто их видит?

1992 г.

* * *

В нашей стремительно дичающей стране, где всем на всех наплевать, где культурой уже называется нечто ей противоположное, где спонсоры, лоснясь от гордости, возвещают: «Мы решили вложить деньги в культуру!»

В какую культуру? Некий Тютькин или Пупкин поет невесть что и как, это и есть культура? Спятили, что ли? Не разбираетесь, так не говорите на эту тему. Нравится вам Тютькин — вкладывайте в него на здоровье, только не величайте свои «опыты» поддержкой культуры. Тоже мне Третьяковы! Постеснялись бы. Милые ножки у певицы НН. Это немало — ножки. Я не брюзга. Наверное, эти ножки заслуживают чьего-то денежного вклада. Но нельзя же менять калибры!

1985 г.

* * *

В разные моменты истории бывало по-разному. Иногда искусство умиротворяло, предлагая свои способы примирения. Боюсь, удачного примера не приведу. Порой оно становилось детонатором общества, как до недавнего времени Театр на Таганке. Однако, если искусство используется в качестве взрывного устройства, легко доказать, что оно выполняет идеологический заказ, работает в пользу той или иной власти…

Миссия искусства — миротворческая. Со временем все больше понимаешь, что искусство умиротворения души, чему, собственно, и служили его исключительные образцы, полезно, необходимо, желанно. Поэтому вовсе неудивительно, что искусством у нас уже называют игру Вероники Кастромилой дамы, никакого отношения к искусству не имеющей. Хотя сама Вероника Кастро, будучи в России, и утверждала: то, что она играет, и есть жизнь. Отнюдь нет! Игра ее и прочих викторий руффо — парфюмерное представление о жизни. Попытка посочувствовать человеку, при этом потворствуя безвкусице.

Насмотришься всего этого мусора, и уже Достоевский не проникает. Сколько бы не уверяли в обратном: «Зато потом…» Ничего подобного! Такого рода «искусство» не разрыхляет почву для будущего восприятия истинных ценностей, а формирует духовную целину.

1986 г.

* * *