Прямо к цели

— Она приступила к работе у Сотби. В качестве продавца.

— Продавца? — удивленно переспросила Дафни. — С таким трудом надо было получать степень, чтобы пойти работать продавцом?

— Очевидно, все так начинают у Сотби, независимо от того, с какой квалификацией они приходят. Так объяснила мне Бекки, — ответил полковник. — Ты можешь быть даже сыном президента, проработать в главной картинной галлерее Уэст-энда семь лет, иметь степень или вовсе не иметь никакой квалификации, но тем не менее начинаешь за прилавком. Когда убедятся в твоей пригодности, переводят в соответствующий отдел. Совсем не так, как в армии.

— И в какой отдел намерена попасть Бекки?

— Похоже, что она хочет попасть к какому-то Пембертону, который является признанным авторитетом в области живописи эпохи Возрождения.

— Ручаюсь, — сказала Дафни, — что она простоит за прилавком не больше пары недель.

— Чарли не такого низкого мнения о ней, как ты, — заметил полковник.

— О, и сколько же он дает ей?

На лице полковника появилась улыбка.

— Самое большое, десять дней.

Глава 15

Когда на Лаундз-сквер прибывала утренняя почта, Уэнтуорт, дворецкий, клал письма на серебряный поднос и относил их бригадному генералу в кабинет, где его хозяин отбирал адресованные ему и возвращал поднос дворецкому. А тот, в свою очередь, доставлял оставшиеся письма женской половине дома.

Однако после объявления о помолвке дочери в «Таймс» и последующего направления свыше пятисот приглашений на предстоящую свадьбу бригадному генералу надоело заниматься сортировкой и он дал распоряжение Уэнтуорту изменить маршрут так, чтобы к нему поступали только адресованные ему письма.

Поэтому в понедельник утром в июне 1921 года Уэнтуорт постучал в дверь спальни Дафни и, войдя после разрешения, вручил ей большую пачку писем. Отделив от нее корреспонденцию, адресованную себе и матери, она вернула то немногое, что осталось, Уэнтуорту, который после легкого поклона продолжил свой измененный маршрут.

Как только дверь за Уэнтуортом закрылась, Дафни выбралась из постели, положила пачку писем на туалетный столик и побрела в ванную. Вскоре после десяти тридцати, почувствовав себя готовой встретить новый день, она вернулась к туалетному столику и принялась разрезать конверты. Согласия и сожаления помещались отдельными стопками и отмечались затем галочками или вычеркивались из основного списка, для того чтобы мать впоследствии могла подсчитать точное количество присутствующих и составить план рассадки. Вскрытие тридцати одного письма в это утро дало двадцать два «да», включая принцессу, виконта, двух лордов, и одного посла, а также милейших полковника и леди Гамильтон. Четыре «нет» пришли от двух пар, которые отправлялись за границу, престарелого дяди, страдающего тяжелой формой диабета, и еще одного дяди, чья дочь имела глупость избрать тот же самый день и для своего бракосочетания. Пометив и вычеркнув их фамилии в основном списке, Дафни занялась пятью оставшимися письмами.

Одно из них оказалось от восьмидесятисемилетней тетки Агаты, проживавшей в Камберланде и некоторое время назад заявившей, что не будет присутствовать на свадьбе по той причине, что поездка до Лондона может оказаться слишком утомительной для нее. Однако в своем письме тетка Агата предлагала заехать к ней с визитом, когда они с Перси будут возвращаться после свадебного путешествия, чтобы она могла познакомиться с ним.

— Конечно же нет, — громко сказала Дафни. — Когда я вернусь в Англию, у меня найдутся дела поважнее, чем визиты к престарелым теткам.

Затем она прочла постскриптум:

И, когда будешь в Камберланде, моя дорогая, ты сможешь посоветовать, как мне составить завещание, поскольку я не уверена, какую кому оставить картину, особенно Каналетто, который, я считаю, заслуживает хорошего дома.

«Хитрая старая леди», — подумала Дафни, хорошо понимая, что точно такую же приписку тетка Агата делала каждому из своих родственников, какими бы дальними они ни были, гарантируя себе, что ни одной недели не останется в одиночестве.

Второе письмо было из компании «М. Фишлок и К°», занимавшейся поставками продовольствия, и содержало предварительный счет за чай для пятисот гостей на Винсент-сквер сразу после церемонии бракосочетания. Три сотни гиней показались Дафни возмутительной суммой, но она не раздумывая отложила счет в сторону, чтобы позднее им занялся отец. Два других письма, пришедших для матери от друзей и не имевших отношения к Дафни, были также отложены в сторону.

Пятое письмо она приберегла на конец, поскольку на его конверте были наклеены самые живописные марки, а в правом верхнем углу над словами «Десять анн» красовалась корона в овале.

Она медленно разрезала конверт и вынула несколько листов плотной бумаги с рельефным крестом и эмблемой королевских фузилеров на первом.