Не зная, что сказать, он молча прошел в ванную, переоделся в пижаму и почистил зубы. Отворив дверь из ванной, быстро прошел к кровати, даже не глянув в сторону Джеки. Через несколько секунд, услышав, как дверь ванной закрылась за ней, он выбрался из постели, на цыпочках подошел к входной двери, выключил свет и вновь шмыгнул в кровать. Прошло несколько минут, прежде чем дверь ванной опять открылась. Он закрыл глаза, притворившись спящим. Через мгновение она оказалась рядом и крепко обхватила его руками.
— О, Дэниел, — в темноте ее голос звучал с преувеличенным акцентом жителя Англии, — избавься же ты от этой ужасной пижамы. — Почувствовав, что она тянет за шнурок на его пижамных брюках, он повернулся, чтобы запротестовать, но тут же оказался прижатым к ее обнаженному телу. Дэниел так и лежал без движения, с закрытыми глазами и не произнося ни слова, а рука Джеки медленно гуляла вверх и вниз по его ногам. Вскоре его возбуждение достигло предела и сменилось неведомым ранее опустошением. Но каждый момент происходившего вовсе не был ему неприятен.
— Знаешь, я думаю, что ты сама невинность, — улыбнулась Джеки, когда он наконец открыл глаза.
— Нет, — поправил он, — я был им.
— Боюсь, что все еще остаешься, — возразила Джеки. — Строго говоря. Но можешь не беспокоиться об этом. Я обещаю, что к утру мы с этим разберемся. Кстати, в следующий раз, Дэн, ты можешь принять в этом участие.
Почти все три следующих дня Дэниел провел в постели, где второкурсница из университета в Перте преподавала ему уроки. На второй день он открыл для себя, каким прекрасным может быть женское тело. А когда к концу третьего дня Джеки издала легкий стон, он стал считать себя если не выпускником, то и не новичком в этой школе.
Он очень огорчился, когда Джеки сказала, что ей пора возвращаться в Перт. В последний раз она забросила за спину рюкзак, и, проводив ее на станцию, Дэниел смотрел, как поезд увозит ее назад в Западную Австралию.
— Если когда-нибудь окажусь в Кембридже, Дэн, я загляну к тебе, — были ее последние слова, которые остались в его памяти.
— Я очень надеюсь, — сказал он, чувствуя, что среди его коллег в Тринити наверняка нашлось бы несколько таких, которым было бы чему поучиться у такого специалиста, как Джеки.
В четверг утром Дэниел опять явился в иммиграционную службу и, выстояв час в неизбежной очереди, протянул квитанцию служащему, который все также горбился за стойкой в своей прежней рубахе.
— Ах, да, Гай Трентам, помню, помню. Я нашел его данные через несколько минут после вашего ухода, — сказал ему клерк. — Жаль, что вы не пришли раньше.
— Тогда мне остается только поблагодарить вас.
— Поблагодарить, за что? — спросил служащий с подозрением и протянул ему маленькую зеленую карточку.
— За три самых счастливых дня в моей жизни.
— На что ты намекаешь, приятель? — вырвалось у клерка, но Дэниел уже не слышал его.
Присев на ступеньки возле высокого здания, выстроенного в колониальном стиле, он в одиночестве изучал официальную справку. Его опасения оправдались: сведения были весьма скудными.
Вскоре Дэниел нашел Манли-драйв на карте, которую ему оставила Джеки, и, сев на автобус, отправлявшийся в северную часть Сиднея, оказался в зеленом пригороде на берегу залива. Судя по довольно крупным строениям, имевшим слегка обветшалый вид, можно было догадаться, что в прошлом этот район считался фешенебельным.
Позвонив в дверь одного из зданий, которое в прошлом могло быть гостиницей, Дэниел увидел перед собой молодого человека в шортах и майке, которые уже начал считать национальным нарядом австралийцев.
— Это, может быть, нереально, — начал Дэниел, — но я пытаюсь обнаружить следы человека, который, возможно, проживал в этом доме в 1922 году.
— Меня тогда еще не было, — развеселился юноша. — Вам лучше пройти и поговорить с моей тетей Сильвией — она ваша единственная надежда.
Дэниел прошел за молодым человеком через холл в гостиную, которая имела такой вид, будто не убиралась несколько дней, и из нее на веранду, хранившую следы былой белизны. Здесь в кресле-качалке сидела женщина, которой можно было дать чуть меньше пятидесяти лет, но из-за крашеных волос и излишка грима на ее лице уверенности в этом у Дэниела не было. Она продолжала раскачиваться в кресле с закрытыми глазами, греясь в лучах утреннего солнца.
— Извините за то, что беспокою вас…
— Я не сплю. — Женщина открыла глаза, чтобы взглянуть на вошедшего. — Кто вы? Вы мне чем-то знакомы.
— Меня зовут Дэниел Трумпер, — ответил он. — Я пытаюсь отыскать сведения о человеке, который, возможно, останавливался здесь в 1922 году.
Она засмеялась.
— Двадцать пять лет тому назад. Вы немного оптимист, скажу я вам.
— Его звали Гай Трентам.
Она резко выпрямилась и уставилась на него.