Безусловно, основное влияние грамотности на мозг носит положительный характер: обучение чтению дает нам выраженное когнитивное преимущество. Однако если гипотеза нейронного рециклинга верна, то у грамотности есть своя цена. Чтение оккупирует нейронные цепи, предназначенные для другой цели, и, вероятно, приводит к потере некоторых когнитивных способностей, которые человек приобрел в ходе эволюции
.Этот аргумент основан на следующем наблюдении: на определенном уровне реорганизация коры – это «игра с нулевой суммой». За редким исключением, количество корковых нейронов фиксировано. Те, что будут посвящены распознаванию слов, уже не смогут выполнять другие функции. Таким образом, приобретение навыка чтения, скорее всего, ведет к сужению коркового пространства, доступного для иных видов умственной деятельности. Гипотеза нейронного рециклинга заставляет нас задуматься о том, не обладали ли наши неграмотные предки зрительными навыками, которые мы утратили?
Прежде чем я продолжу, я бы хотел подчеркнуть, что эта гипотеза носит спекулятивный характер и не имеет экспериментального обоснования. Все имеющиеся данные об утрате мозговых компетенций в результате обучения чтению неоднозначны и крайне скудны. Во-первых, до сих пор точно не установлено, действительно ли корковая оболочка фиксирована и не способна к развитию. Хотя число нейронов имеет свой предел, синапсы определенно пластичны. Даже в мозге взрослого человека научение может радикально трансформировать нейронные связи. Дерево дендритов и аксонов, определяющих количество клеток, которые взаимодействуют с определенным нейроном, корректируется в зависимости от сложности окружающей среды. Подобные колебания открывают целую вселенную пластичности, границы которой пока неизвестны. Научение едва ли является подлинной игрой с нулевой суммой: внешняя стимуляция нередко приводит к значительному увеличению плотности нейронных связей.
Помимо этого, мы не уверены, что один нейрон не может выполнять несколько функций одновременно. Как показывают исследования, «ассоциативные» нейроны в префронтальной, височной и теменной коре участвуют в разных нейронных ансамблях. Нейрон теменной коры, например, может реагировать на определенное количество объектов, а также на движение – то есть осуществлять две, казалось бы, не связанные между собой операции[351]
.Научение уточняет нейронный код. Нетренированному мозгу присуща значительная избыточность, причем многие клетки выполняют одну и ту же функцию грубой дискриминации. Научение приводит к более точным репрезентациям, когда каждый нейрон реагирует на узкий диапазон стимулов. Когда обезьяна, например, осваивает задачу на мануальное распознавание, ее нейроны начинают реагировать на более тонкую полосу кожи. Карта коры, представляющая тактильные сигналы от соответствующих пальцев, расширяется и становится точнее. Занятия музыкой влияют на людей аналогичным образом. Пианистам и скрипачам свойственны более обширные и точные корковые карты левых рук, особенно если они начали играть в раннем детстве.
Во время тактильной тренировки карта пальцев вторгается на близлежащие территории, обычно отвечающие за плечо или лицо. Хотя это может отрицательно сказаться на восприятии других частей тела, верно и обратное: занятия могут привести к положительному переносу. То, что нейроны усвоили для функции А, может оказаться полезным для функции Б. Мануальная ловкость скрипачей, вероятно, повышает их способность к обучению печатному делу или шитью.
Итак, мы пока не знаем, является ли суммарный эффект научения всегда положительным, или возможны случаи, когда он окажется отрицательным. Вернемся к чтению. Распознавание букв, вероятно, повышает остроту зрения. И действительно, образованные люди лучше воспринимают геометрические фигуры, чем безграмотные[352]
. В настоящее время такие сравнения позволили выявить только положительные следствия грамотности. До сих пор не было проведено ни одного серьезного исследования, которое дало бы ответ на следующий вопрос: может ли чтение негативно влиять на когнитивные функции, и если да, то на какие? Многие фундаментальные вопросы, связанные с корковыми предшественниками чтения, по-прежнему остаются без ответа. За что отвечала наша «буквенная касса» до того, как мы научились читать? Играла ли эта область важную роль в эволюции? Есть ли у нее изначальная и четко определенная функция, которая исчезает у опытных читателей?