Прямо сейчас

Паутов отчаянно трусил, и это его бесило. Он испытывал смешанное чувство страха, злости и презрения – к быку, к себе и вообще ко всей этой идиотской ситуации. Бык вдруг стал для Паутова воплощением всех бед последнего времени – начиная с подлости президента Микулова и кончая митингами молодежи в Москве и других крупных городах, протестовавшей против Паутовской застойно-отстойной, как говорили эти горлопаны, политики. Вернее, наоборот – начиная с митингов и кончая подлостью Микулова, потому что началось все с митингов. Не то чтобы Паутов сейчас, стоя перед вздорным быком, анализировал последние события своей и общественной жизни, просто в этот экстремальный момент он не забывал о Микулове и вспомнил о митингах. Причем вероломство Микулова не вызывало в нем такого накала ненависти, как митинги. Возможно, потому, что Микулов был политиком, а беспринципность, низкие помыслы, готовность всадить нож в спину партнеру являлись, в понимании Паутова, извинительными издержками его профессии. Но вот митинги – совсем другое дело. С этих сборищ нового, не очень понятного поколения началось для Паутова и новое время – время, когда он начал чувствовать, что уже не может считать себя истинным, беспредельным властителем страны. Стала подводить всегдашняя уверенность в себе, иной раз куда-то улетучивался былой кураж. «Эти придурки просто не понимают, ценой каких трудов удалось наладить в стране тишину и стабильность, а главное – потом поддерживать это», – подумал он.

Зиждитель стабильности уже не предпринимал попыток вывернуться из кирпичного угла и стоял на своем месте. А бык – на своем.

Между тем Данила вышел с термосом из производственного корпуса во двор. Он пошел было к грузовику, чтобы там дожидаться водителя, но остановился, когда увидел быка, преграждавшего ему путь и пялившегося на что-то, что было скрыто от Данилы за кирпичным углом пристройки. Данила решил не рисковать и направился в противоположную сторону, к искусственной корове Кларе. Клара стояла в теньке, так что даже если и не было бы никакого быка во дворе, все равно лучше было подождать шофера здесь. Он поставил термос на землю, а сам сел на Клару и закурил. Интересно, что этот бык там высматривает? Впрочем, Даниле быстро прискучило глядеть на почти неподвижного быка, и он обратил свой взор за ворота, на сельское раздолье.

Паутов тем временем был близок к тому, чтобы сорваться и предпринять хоть что-то, пусть и нелепое и бестолковое, лишь бы скорее закончилось это противостояние с быком.

В один из моментов Паутов решился было взять и дать деру в сторону грузовика, чтобы спрятаться в кабине, но по всем прикидкам выходило, что дотянуть до кабины не получится – бык догонит (а в том, что он обязательно погонится, если поймет, что противник намылился ускользнуть, у Паутова сомнений не было). Бык поводил головой, как бы примериваясь, как действовать – правым рогом лучше зацепить жертву или левым, или пронзить сразу обоими.

Чертов бычара! Паутов ощущал нарастающий страх; и чем больше боялся, тем бурливее вскипала в нем злость. И к тому же Паутов видел (он бы мог поклясться, что видел) по глазам быка, что тот понимает, как усиливается его, Паутова, ненависть к нему, и тоже все больше преисполнялся злобы и решимости не отступить и не спустить ситуацию на тормозах. Даже странно, что он до сих пор не напал, мелькнуло в голове у Паутова.

И тут-то бык, гулко топнув копытом и замычав, шагнул уже не в сторону, а прямо к нему.

Мало соображая, что делает, Паутов тоже с рычанием двинулся навстречу и, ощутив что-то в своей руке (то был мобильник денщика Артемки), кинул телефоном в опущенную перед атакой морду. Внезапный демарш Паутова имел определенный успех, бык, когда об его лоб раскололся мобильник, смешался и приостановил наступление; этой заминки хватило для того, чтобы Паутов выскочил из замкнутого пространства, но когда он помчался в сторону спасительной кабины грузовика, то, как и ожидал, услышал за спиной приближающийся топот копыт.

Данила увидел выбежавшего из-за угла пристройки Паутова, но издалека не признал в нем президента. Теперь стало понятно, на кого смотрел бык.

Помочь бедолаге нельзя было ничем. Далеко, не успеть. Да и чем поможешь? Подбежать и принять бычью ярость на себя? Оставалось только смотреть. «Хорошо, что я не потащился к машине, ато бы сейчас вместе с этим мужиком сверкал пятками как сумасшедший», – подумал Данила.