Прямое попадание

– Сперва я познакомилась с ее мужем. Только не помню, когда. Столько лет прошло. Он не был отзывчивым человеком, но всегда хорошо относился к Марко. Лоуэлл Кэкстон купил портрет на аукционе в Лондоне, это было лет тридцать назад. В Англии картину записали в каталог как неопознанный портрет молодой девушки. Лоуэлл сказал, будто купил его лишь потому, что девушка походила на его жену – тогдашнюю жену. Он не считал, что картина может оказаться ценной, но принес ее Марко на реставрацию. Лоуэлл хотел повесить ее у себя. Марко вещь очень понравилась. «Написана поверх», – жаловался он мне каждый раз, когда спускался. Он был не очень-то разговорчив, мой Марко. Да я и понимала его с полуслова. Он работал дни и ночи, и вот под слоем краски показалось детское лицо. Он даже голубому платьицу вернул мягкость и блеск шелка. Однажды он спустился вниз на обед. Я подала ему суп, а он посмотрел на меня и сказал: «Гейнсборо. Это Гейнсборо». Все музеи Англии захотели выкупить картину. Многие платили моему мужу просто за реставрацию, но он был счастлив. Лоуэлл тоже просто заплатил. Но вернулся на следующей неделе, как раз, когда Марко пришел обедать. Я впустила Кэкстона в дом – тогда и увидела его в первый раз. Под мышкой он держал небольшой сверток. Это оказалась картина Тициана – маленькая, но великолепная. Она все еще висит у нас. Приходите ко мне домой, если захотите взглянуть.

– У вас в квартире? Тициан?

– Очень маленький. Эскиз к одной из его известных работ. Знаете «Похищение Европы»?

Естественно, я знала эту вещь. Любой студент художественного факультета или колледжа ее изучал. Рубенс назвал эту картину величайшим шедевром в мире. И я видела ее много раз, потому что она была частью экспозиции в музее Гарден. Неужели это просто совпадение?

– А когда, вы говорите, Кэкстон принес вам Тициана?

Миссис Варелли задумалась.

– Лет тридцать или тридцать пять назад.

Задолго до Дениз, задолго до кражи в музее.

– А Дениз Кэкстон? Она тоже была клиентом мистера Варелли?

– Сначала она много раз приходила с мужем. Потом одна. Потом с разными людьми – может, с дилерами, может, с покупателями. Я никогда не встречала их в мастерской. Но Марко иногда рассказывал о них.

– Он относился к миссис Кэкстон так же, как вы?

Миссис Варелли откинула голову и рассмеялась:

– Естественно, нет. Она была молода и красива, знала, как порадовать пожилого джентльмена. Говорила с Марко по-итальянски. Льстила ему, и дразнила его, и приносила на экспертизу прекрасные картины. Всегда искала бриллиант даже там, где его не было. Я считаю, что она просто заставляла Марко терять время.

– А вы знаете людей, которых она приводила недавно?

– Нет, нет. Если вам нужно это, я дам имена работников мужа. Может, он их знакомил или они их видели. Дайте вашу визитку, я позвоню вам на следующей неделе, скажу их телефоны.

– Вы не любили Дениз только по этой причине?

– Мне не нужна была особая причина. Она приносила проблемы. Даже Марко так думал.

– Что именно он говорил вам по этому поводу, миссис Варелли?

– Я уже сказала, мисс Купер. Марко не был разговорчив. Но в эти последние месяцы после визитов миссис Кэкстон он не улыбался, как обычно, приходя домой. Она заставляла его работать над чем-то, что ему не нравилось, поселяло в его душе agita.[25] И он говорил мне: «В моем возрасте такие волнения ни к чему».

– А не говорил он чего-нибудь более конкретного?

– Мне – нет. Я была рада, что он не хочет больше с ней работать. Ему не нравились люди, с которыми она связалась.

– А мистер Варелли никогда не упоминал Рембрандта?

– Как можно посвятить жизнь искусству и не упоминать Рембрандта?

Я порадовалась, что она не назвала мой вопрос верхом глупости.

– Я имела в виду – недавно и в связи с Дениз Кэкстон?

– То есть вы не знаете, что Марко является… – Она запнулась, глубоко вздохнула и поправилась: – Марко являлся ведущим мировым специалистом по Рембрандту? Возможно, вы слишком молоды и не слышали эту историю. Самый известный групповой портрет Рембрандта называется «Ночной дозор». Видели его?

– Да, в Амстердаме. В Государственном музее.

– Тогда вам наверняка известно, что раньше, более трехсот лет назад, у картины было другое название.

– Нет, этого я не знаю.