А ещё мы любили цепляться сзади за машины и мчаться на хорошей скорости, скользя валенками по заснеженной улице.
Как-то проторчали на перекрёстке возле универмага часа два, ждали какой-нибудь грузовик или автобус. Не дождались. Плюнули и прицепились всей ватагой к бамперу горбатого запорожца. Проехали несколько метров, да так и остались сидеть на зимней дороге пятеро балбесов с бампером в руках.
Такого детства, как у нас, не было у детей в других городах.
Приозёрск – особая аура. Каста. Особенное место.
Как жаль, что города этого скоро не будет на Земле.
Но в нашей памяти он останется навсегда!
Флэшки из моего далека
Флэшки, в моём вольном переводе, это вспышки памяти. Флэшка длится не больше секунды, и трюк заключается в том, чтобы успеть её записать. Хронология во флэшках отсутствует начисто. Вид при этом совершенно дурацкий: сидишь на крылечке под нежарким октябрьским солнышком. Что бы, думаешь, такого хорошего вспомнить, чтобы обо всём забыть? И вдруг как начнут эти флэшки на тебя сыпаться, словно листья бабьим летом, только успевай иероглифы на бумажке выводить. Расшифрованные стенокаракули подтвердили давно возникшее подозрение: жизнь моя – один сплошной прикол.
В Москве как-то не принято развешивать постельное бельё на улице. Но мы жили в новом районе, на Речном, куда ещё и метро не подвели, и телефонов не было, а соответственно, и цивилизация пришла позже. Поэтому некоторые домохозяйки из наших пятиэтажных небоскрёбов, построенных незабвенным Никитой Сергеевичем, вывешивали простыни да пододеяльники на самодельных виселицах для белья, не оскверняя при этом взгляда гостей столицы.
Поздно вечером наша мама, объявив семье, что завтра мы впервые в жизни будем спать под белоснежными, пахнущими морозом пододеяльниками, и что жить нам от этого станет намного веселее, отправилась с тазиком к виселице. А поутру, не позднее 6 часов, пошла снимать обещанное нам чудо. Сияющие чистотой, хрусткие в утренней свежести пододеяльники висели на том же месте, однако, ещё вчера одинаково скучно-белые, теперь они разительно отличались не только от себя прежних, но и друг от друга. На одном огромными буквами масляной коричневой краской было написано известное каждому русскому слово из трёх букв, а на другом – не менее распространённое из пяти…
Все мамины усилия по уничтожению произведения искусства неизвестного художника ни к чему не привели – буквы, конечно, побледнели немного от участившихся с того утра стирок, но были вполне различимы. Денег на покупку нового постельного белья не было. Зато наша с сестрой жизнь действительно стала намного веселее.
– Юлька! – грозно кричала я, когда мы укладывались спать, – ты опять моё одеяло взяла, не видишь, там «х…» написано.
– Да забери на здоровье, а мне мою «б…» отдай! – не отставала младшая сестрёнка.
Я могу только догадываться, как хохотали, слушая вечерние беседы своих детей, наши родители. Пожалуй, это был единственный случай узаконенного существования двух матерящихся девочек из благополучной московской семьи.
Встреча с гинекологом была назначена у него в кабинете. Двенадцать осиновых листочков трясутся под дубовой дверью – кучка 17-летних девочек из престижной МИДовской школы ожидают своей очереди на экзекуцию, опустив глаза от смущения. Мы не были ни больны, ни беременны – это называлось диспансеризацией. Наташка по списку шла первой. Я, благословив подругу, остаюсь в коридоре, жду, волнуюсь, стесняюсь.
Пуля, вылетевшая из кабинета через десять минут, оказалась Наташкой. Увидев её красное лицо и надетую наизнанку юбку, мы прижались друг к другу ещё плотнее.
– Ну что? – фальшиво бодрым голосом спрашиваю я, изгнав из головы миллион неприличных мыслей. Она шепчет:
– Ленка, ты знаешь, что такое плечи?
– Конечно, знаю. Вот они. – И себя по плечам хлопаю.
Наташка начинает истерически хохотать и восклицает:
– Вот и я так думала!
Ну кто же тогда знал медицинскую профессиональную терминологию! Ну какой же нормальный человек мог догадаться, что у гинекологов принято подставки для ног, прикреплённые к смотровому креслу, «плечами» называть. Доктор – импозантный пожилой джентльмен – говорит моей девственной подруге:
– Раздевайтесь, мадмуазель, ноги на плечи.
А сам, отвернувшись для приличия, склонился над умывальником, который в непосредственной близости от кресла находился, – кабинетик-то крошечный. Разделась моя Наталья, прилегла на кресло гинекологическое, попыталась ноги себе на плечи пристроить – не вышло. Тогда, поразмыслив и тонко оценив ситуацию, она медленно опустила их на плечи стоящему к ней спиной врачу…
– Ваш прапрадед по бабушкиной линии был простым деревенским почтальоном, – раскрываю я своим детям секреты их происхождения.
Увидев несчастное лицо дочери, добавляю: