Прямой эфир (СИ)

От тяжелого запаха табака и мрачного освещения в комнате, я не сразу замечаю стол, за которым устроился самый красивый мужчина из тех, кого мне когда-либо доводилось встречать. Он уставился в одну точку, то и дело поднося к губам бокал с янтарной жидкостью, ничем не выдавая, что заметил мое внезапное появление. Пьет, погруженный в собственные мысли, пока в пепельнице дотлевает едва ли не сотая сигарета. Мрачный, уставший и какой-то холодный…

Шторы на окнах из плотной тяжелой ткани наглухо задернуты и не позволяют солнечному свету проникать сквозь панорамные окна, лампы погашены, а с одного из стульев небрежно свисает пиджак — прекрасный антураж для ухода в себя. Да и щетина на щеках Громова, эти темные круги под глазами буквально кричат о том, что в эту самую минуту мужчина переживает какую-то драму, добровольно отгородившись от мира…

— Ваш кофе, — все же решаюсь заявить о себе, и уверенно ставлю перед ним поднос. Обхожу его стол, морща нос от затхлого запаха никотина, и избавляюсь от пальто, аккуратно повесив его на спинку кресла.

— Лиза? — с трудом сфокусировавшись глазами на моем лице, Громов с шумом водружает бокал на заваленную поверхность стола. — Ты…

— Пришла по делу. Вчера у вас была назначена встреча с Вячеславом Андреевичем, но судя по вашему виду, болезнь прогрессирует, — брезгливо приподнимаю пустую бутылку бренди и демонстрирую ее Гоше, чьи брови уже удивленно взлетают вверх. — Ваша секретарша сказала, что вам нездоровится.

— Немного, — ухмыляется, подливая себе коньяка. — Будешь?

— Я на работе. Не думаю, что мой босс погладит меня по голове, если от меня будет пахнуть спиртным.

— Как хочешь. Зачем пришла?

— Документы, — радуюсь, что в полумраке, ему не удастся разглядеть моих пунцовых щек — я слишком долго его разглядываю, и теперь сама стыжусь собственной заинтересованности.

Но разве можно меня осуждать? Посмотрела бы я на вас, имей вы возможность увидеть мальчишку из параллельного класса, в которого втрескались лет в пятнадцать, или соседа по лестничной клетке… Тело живет по своим законам: сердце не спрашивает в чьем присутствии пропускать удары, а глаза сами решают, чей образ хотят запомнить навеки.

— Подпишешь? — демонстрирую ему кожаную папку, отбросив в сторону приличия. Сейчас передо мной не большой начальник, не уверенный в себе пятикурсник, а сломленный, совершенно разбитый человек, с чего-то не отводящий своего захмелевшего взгляда от моего лица. Откидывается в кресле, устроив руку на подлокотнике, и, подперев ладонью щеку, потирает свой подбородок, словно не слыша моего вопроса.

— Ты изменилась, Копчик, — растягивает слова на манер умудренного жизнью философа. Теперь спускается взором ниже, к моим ногам, спрятанным под офисными брюками, и чуть дольше задерживается на моих бедрах. — Где твой ужасный джемпер?

— Прости? — наверное, он слишком пьян, потому что я с трудом разбираю слова.

— Тот джемпер в жуткий цветочек? Не знаю почему, но он до сих пор стоит у меня перед глазами…

— Выбросила. Как ты успел заметить, я подросла, — смеюсь, непроизвольно касаясь волос, заводя за ухо надоедливую прядь, выбившуюся из общей массы. Насмешка судьбы: моя кофта, в отличие от меня, оказалась незабываемой…

— И к лучшему. В ней ты была похожа на пятиклашку, — роняет беззлобно Громов и замолкает, о чем-то задумавшись.

Хочется верить, что он не вспоминает, как я краснела в его присутствии не в силах связать и пары слов, с детской непосредственностью выкрикивая сквозь набирающую обороты истерику, что для меня он не простое увлечение. Он моя настоящая любовь со всеми вытекающими из этого последствиями: депрессией, навязчивыми мыслями, глупыми фантазиями и разглядыванием его фото в социальных сетях.

Боже, только сейчас, глядя на мужчину, с закатанными рукавами и расстегнутыми верхними пуговками на груди, понимаю, что он сделал мне одолжение — в его богатую пресыщенную благами жизнь в свои шестнадцать я бы никогда не вписалась… Впрочем, как и сейчас, поэтому не позволяю ностальгии брать верх, и улыбнувшись, подхожу ближе, раскрывая документы на нужной странице. Ни к чему все эти воспоминания.

— Подпись, — указываю пальцем на нужную строчку, выдерживая поединок взглядами.

— Почему Слава сам не приехал?

— Спросишь лично, мне не положено оспаривать решения начальства, — я беззастенчиво вру, нетерпеливо вручая Гоше его же ручку. — Без нее не видать мне повышения. Так что, прояви свои лучшие качества и можешь продолжать опустошать бар.

— Ладно. Хотите слушать? Пожалуйста. Только не ждите, что моя история будет романтичной. В феврале Слава попросил меня отвести Громову документы. Наверное, начало было положено именно тогда, — Лиза безостановочно теребит салфетку, больше не обращая внимания на слезы, поблескивающие на щеках.