Спокойная музыка, разливающаяся по небольшому кафе, где мы расположились у окна, сменяется на известный трек, и теперь Петрова еле слышно напевает себе под нос. Забывает об окружающих, заметно повеселев, и ерзает на стуле, даже в таком положении поражая меня своей пластикой.
Ее поцеловал бог. Или, по крайней мере, планировал. Иначе, объяснить ее способность настолько сливаться с мелодией, будто она и музыка единое целое, я не могу: ее голос, движения и блеск глаз так гармоничны, что я готова аплодировать стоя. И почему никто не торопится огранить этот бесценный алмаз?
— Разве не странно, Лиз? А ведь уже две недели подбивает к тебе клинья.
— Глупости, — отмахиваюсь от ее слов, не придавая значения ее наблюдениям, и продолжаю помешивать мороженое в креманке, окончательно утопив ягоды свежей черники в растаявшем пломбире. — Разве Федя часто тебя балует?
— Нет, но он ведь не владелец завода. И потом, он копит на нашу свадьбу, а для этого Игоря купить букет роз — как сходить за хлебом.
— По-твоему, мне есть о чем волноваться?
— Не знаю. Просто… — тянет, смущенно, потупив взор, и долго не решается ответить. Смотрит куда угодно, лишь бы не столкнуться со мной глазами, нервно ковыряя ложкой пирожное.
— Я думаю, тебе нужно остановиться. Включить голову и не торопиться делать глупости. Если такой мужчина всерьез увлечется женщиной, он положит к ее ногам целый мир.
— К чему ты клонишь? — напрочь позабыв о десерте, отодвигаю подальше стеклянную вазочку на изящной ножке, складывая руки на столе.
— Что если он просто считает тебя легкой добычей? Использует в своих целях, а ты потом будешь в одиночку залечивать свои раны.
Так уже было однажды, — знаю, что не специально, но все же давит на больное, все еще помня о том, как я обливалась слезами на ее плече. Хватает мои ладони, участливо сжимая пальцы, и робко улыбнувшись, склоняет голову набок. Ее завитые белоснежные локоны спадают на пышную грудь, ныряя кончиками в тарелку, и покрываются шоколадной крошкой, поблескивающей в свете ламп от крема.
— Я не хочу, чтобы ты страдала. Только и всего.
— А я и не буду. Все не так, Танька. Мне не шестнадцать, и он вовсе не пудрит мне мозги. Мы всего лишь общаемся…
— Вечерами. Мы это уже проходили, верно? Только теперь он сменил тактику, предпочитая телефонные звонки виртуальному флирту.
— Флирту, — надсмехаюсь я, отворачиваясь к барной стойке, — скажешь тоже.
— Ладно, — Петрова капитулирует, размахивая белым флагом, и, наконец, оставляет в покое мою похолодевшую ладонь. — Не хочешь говорить о своем Гоше, помоги с выбором оформления. Цветы или воздушные шары? — ловко отыскивает в галереи смартфона фотографии и разворачивает его экраном ко мне. — Или все вместе?
***
Наверное, нужно уметь правильно мечтать. Если постоянно молить вселенную о женском счастье, она обязательно откликнется. И что бы ни говорила Таня, еще с университетской скамьи привыкшая оберегать меня как младшую сестру, в своем решении я не сомневаюсь ни на минуту. С несвойственной мне раньше придирчивостью оцениваю небогатый ассортимент своего шкафа, дольше обычного выбирая белье, страшась признаться самой себе, что готова к любому исходу сегодняшней ночи, и окончательно останавливаюсь на нежном кремовом платье струящегося силуэта. Легкий креп едва прикрывает ноги, при этом не делая мой образ вульгарным, и придает легкого романтизма моему виду.
Неторопливо вышагиваю по асфальту, направляясь к блестящему спорткару, и улыбаюсь владельцу, уже заметившему мое приближение, и сейчас показавшемуся из салона. Петрова неправа: один букет на моем счету теперь все же имеется…
— Я буду краснеть весь вечер, — прячу лицо за охапкой белых роз, уже ощущая жар на щеках, и смеюсь, как школьница, не выдерживая внимательного взгляда моего кавалера.
— Не страшно. Мне это даже льстит, — Громов открывает для меня дверь, подавая руку, и дождавшись, когда я устроюсь на сиденье, почти беззвучно захлопывает ее, через пару секунд занимая водительское место. — Готова удивляться?
— А меня ждут сюрпризы? Боже, — запрокидываю голову, немного сползая вниз, смущенная обстановкой и его близостью. — Ненавижу свидания.
— Если честно, я тоже. Так что можно обойтись без лишнего официоза. Говори, что вздумается, не пытаясь мне понравиться, — смеется, заводя двигатель, и молниеносно срывается с места, приоткрывая окно, чтобы впустить внутрь свежий воздух.
Зря! Боже, как зря он позволяет аромату дождя, только что прибившему к земле пыль и едва успевшему закончиться, унести прочь ненавязчивый шлейф своего парфюма. Я хочу надышаться мандариновыми нотками, пропитаться ими насквозь, впервые не радуясь резкому, но от этого не менее любимому всеми, запаху озона.