Прямой эфир (СИ)

Задело ли меня? Ни капли. На своей внешности я стараюсь не зацикливаться, и у меня довольно неплохо выходит: никакой зависти к моим одногруппницам, чьи тела уже обрели плавные изгибы, я еще ни разу не испытала.

— Сколько у тебя пар? — позвякивая ключами, кричит моя тетушка едва ли не из подъезда, но закрывает дверь прежде, чем я бросаю свое довольное:

— Три!

С группой мне несказанно повезло. Шестнадцать девушек и четыре мальчишки, разные в своих увлечениях и манере общения, мы довольно быстро сумели найти общий язык. Если отправившись в вуз впервые, я едва ли не падала в обморок от возможной перспективы остаться никем не замеченной и заполучить обидное звание белой вороны, к концу вручения студенческих билетов мои страхи канули в небытие. Я невысокая, сто пятьдесят пять сантиметров роста, хрупкая, как березовая веточка, влилась в коллектив без особых проблем. На фоне разукрашенных девчонок, наверняка с самого утра накручивающих себе кудри в желании сразить наповал всех и каждого, я походила на растерянного ребенка, которого хотелось опекать и вести по суровой студенческой жизни, взяв за холодную ладошку. Дня через четыре стало понятно, что главная страсть моей жизни — книги, и если в школе это становилось предметом насмешек, во взрослой университетской среде лишь больше манило ко мне окружающих.

— О, а вот и малявка! Думали, решила прогулять, — обнимая за плечи, Сема Трошев привлекает меня к себе.

Это наша традиция — пока погода радует своим теплом и зеленью выстриженных кустов вокруг территории корпуса, мы непременно сбиваемся в кучку у входа, дожидаясь друг друга, чтобы потом всем скопом нестись в аудиторию. Не знаю, возможно, попривыкнув, мы и начнем перемывать друг другу кости, но пока я наслаждаюсь дружелюбной атмосферой нашей компании.

— Ты с общежитием все решила? — взяв меня под локоть, Таня Петрова подстраивается к моему шагу, пальцами свободной руки придерживая на груди кардиган. Она комплексует из-за своего веса и всячески прячет внушительный четвертый размер под свободной одеждой. Не думаю, что это помогает, ведь Федя Самсонов то и дело теряет нить разговора, пожирая глазами ее пышный бюст, но одно знаю точно — к восемнадцати Тане пока так и не удалось полюбить свое женственное тело.

— Решила. В субботу тетя поможет мне с вещами.

— А комнату какую дали? — неторопливо поднимаясь по широкой беленой лестнице, воодушевляется девушка. Мы неплохо ладим, и хоть ни одна из нас в этом не признается, в глубине души питаем надежды, что в будущем наша симпатия перерастет в крепкую дружбу.

— Двести шестнадцатую.

— Правда?! А я в двести двадцатой! — подпрыгнув на месте, Петрова напрочь забывает о своем прикрытии, и полы кардигана расходятся, являя миру ее природное великолепие.

— Ух, Татка! Чего ты их прячешь? — завистливо глядит из-под опущенных ресниц Соколова, повергая Таню в смущение. — Люди деньги тратят, чтоб такие иметь, а ты мешки на себя натягиваешь!

— Вот-вот, Петька, тряси своим богатством, — потянув за рукав, Федя настойчиво пытается стянуть с нее кофту, ловко уворачиваясь от ее беспорядочных ударов. В затихшем со звонком коридоре, нежная трель девичьего смеха звучит оглушительно громко, и как любая прилежная ученица, опасающаяся строгого выговора от преподавателя, я возмущенно шиплю, пытаясь вразумить разбушевавшихся ребят.

— Вот не удивительно, Волкова, что тебя старостой назначили! Только и знаешь, что нас отчитывать! Лучше бы в деканат сходила. Чего математик не идет? Может, лекций и не будет вовсе? — пыхтит Светка, зеленоглазая бестия, с облаком рыжих кудряшек, непокорно спадающих ей на глаза. За эти неполные две недели, каждый успел усвоить — Светка — сова, и разговоры с ней лучше откладывать до третьего перерыва…

В чем-то она права: помимо тоненького журнала, в котором мне предстоит фиксировать пропуски одногруппников, на меня возложена почетная миссия связного между ребятами и педагогическим составом. Поэтому и разворачиваюсь, скрипнув подошвой своих бело-бирюзовых кроссовок о еще чистую в это время напольную плитку.

Мне нравится величие старых стен экономического института, нравится роскошь позолоченных бра на стенах, массивная люстра с лампочками-сосульками, которую явно не снимают намеренно, желая сохранить налет старины в нашпигованном современной техникой здании. И пусть я до сих пор теряюсь, с трудом отыскивая аудитории, именно здесь понимаешь, что детство осталось позади — на нашей кухоньке с яркими желтыми шторами, в моей спальне, где на полках до сих пор рассажены любимые куклы.

Дверь деканата я нахожу без особых проблем, лишь раз свернув не в тот коридор, о чем догадываюсь только тогда, когда упираюсь в тупик. Делаю глубокий вдох, и уже почти касаюсь дерева рукой. Но прежде чем раздается характерный стук, двери распахиваются, а в меня ударяется что-то жесткое, каменное. Словно я, потеряв разум, разбежалась, и что есть мочи приложилась к стене.

Растянувшись на холодном полу, я не сразу понимаю, что же случилось: в голове ни одной мысли, копчик горит огнем, а из легких словно выкачали весь воздух…