Прямой эфир

«Ее, правда, всегда пускали, – усмехался тем же вечером DJDJ, разглядывая сквозь бокал задымленную рустовку в углу «Портобелло». – Всегда и всюду, кроме студии во время эфира. Хотя иногда она бывала и там, не в мою смену: сидела зачем-то рядом с Иосифом, а ведь по-русски совсем не говорила. А со временем обзавелась и ключами, и магнитным пропуском. Это же не Америка и не Италия. Иосифу многое прощалось… А тут… настоящий роман, знаете ли, при такой разнице в возрасте… И ведь давно, уже и не вспомнить, когда у них началось. В Черногории это уважают. Она и встречала его нередко по утрам после ночных эфиров, и в кабинете у него засиживалась. И ему нравилось, похоже. Он говорил, Arti – по-литовски значит «около, рядом» и не уставал придумывать ей всевозможные двусмысленные прозвища на разных языках, вроде Arti Crafty, или Arti Mighty, my cup of tea, и тому подобное. Последняя любовь, так сказать, – с каждым днем все нежней и безнадежней… Правда, меня, честно говоря, иногда начинало подташнивать… Все-таки остаешься мужчиной, пока у тебя есть тайны от женщины… Она хороша, конечно, вот только глаза… Если бы я обладал пером нашего несравненного Милорда Павича или был хотя бы coffee writer, как вы, – сказал бы, что оба глаза у нее глядят внутрь, но в разные стороны: серый – на север, а карий – на юг…

…Понятия не имею, чем она занимается. Однажды слышал что-то про антропологию в Базеле и этнографические экспедиции, но, по-моему, это – пурга, как говорят русские. Слишком много свободного времени и денег, слишком много путешествий. Там была некая загадочная история с ее родителями – Иосиф намекал. Они якобы погибли в автомобильной катастрофе в Нью-Джерси. Но так как оба были геронтологами, а до этого поставили на ноги какого-то таинственного нефтетрейдера, – бездетный магнат в благодарность будто бы взял осиротевшую дочь обожаемых врачей под опеку: обеспечил ей не только образование, но и приличный пожизненный доход… Я не очень верю в такие истории, но подозреваю, что в Париж, Флоренцию и на Маврикий они с Иосифом ездили на ее деньги. И кажется мне, что если и был там, в американской юности, какой-нибудь провинциальный дядюшка Дональд или Гумберт, то родители-геронтологи тут совершенно ни при чем, хотя не мое это дело…

…И в Китай – вспомнил – они ведь собирались вдвоем поехать еще и в Китай, и было много разговоров. Мы, кстати, и заспорили об этом с Иосифом на той попойке, после праздника Камелий. Я вспомнил. Меня тогда удивило еще, что ее не было у него дома в Перасте в ту ночь. А с ним мы повздорили – не всерьез, естественно, а в полупьяном запале – и все из-за его пресловутого последнего эссе. Оно ведь и в самом деле оказалось странным, озадачило всех.

Единственный текст – единственный за многие годы, в котором не было ни слова о кофе. Когда он прочитал его в микрофон со своей всегдашней улыбкой – я просто не поверил своим ушам и не знал, что делать… Какие-то непроизносимые китайцы, старинные книги, тайники в башнях – черт знает что, ни слова о кофе. Получалось, что Иосиф сам, по собственной воле и непонятной причине, зачем-то развалил в прямом эфире многолетний контент и нарушил условия контракта.

И потом, ночью у него дома – уже разгоряченный, конечно, – я набросился на него: к чему этот восточнокитайский бред, не заморочила ли его красотка Арти и что теперь будет с нами и с «Радио Монтенегро»? Но, честно сказать, до сих пор не понимаю, было ли мне тогда страшно за него или весело?

А ему было весело: в кофейном дыму, смеялся он, растворяется даже туман китайской мысли, и он готов хоть сейчас хоть на спор придумать не меньше пяти поворотов, возвращающих эту мысль к исходной точке… Но больше всего (тут я не очень отчетливо помню) его занимало, отчего в Китае на протяжении сотен лет так любили прятать книги в стенах башен – ведь там они не теснятся, башни, как в Европе, и не образуют замков и крепостей, а возвышаются одиноко. Какой смысл, шептал он, делать тайное настолько явным? Не значит ли это одновременно утаить и указать, намекнуть заметным на незаметное, привлечь знающих и отвести непосвященных? Что-то в этом роде… И усмехался: сколько башен пришлось бы обыскать в городе Котор, если б кому-нибудь вздумалось здесь последовать примеру китайцев?

И тогда я без шуток испугался, не случилось и в самом деле чего-то ужасного, не просквозило ли мозги Иосифа нашим бокельским ветром, как бывало не раз со многими чужаками?