Прямой контакт

Под утро Виталий задремал. Ему снилось, что он идет на лыжах по огромной снежной пустыне. Во сне он точно знает, что идет к дому, и даже знает, в какой стороне этот дом находится. Но, он идет и идет, а эта снежная равнина никак не кончается. Он выбивается из сил, ему кажется, что он идет уже целую вечность и все никак не может дойти. И в отчаянии Виталий кричит: «Господи! Да когда же кончится это снежное безумие?» И какой-то голос сверху шепчет ему в самый затылок: «А его и нет, просто ты видишь то, что хочешь видеть». И тут же, как в кино, камера резко поднимается вверх, и Виталий видит себя как бы со стороны. Он один, а земля огромная и вся белая, и нет на ней ничего, кроме снега. А он всё идет и идет вперед, ширкая по снегу лыжами...

Виталий открыл глаза: кулаки крепко сжаты, как будто на самом деле держат лыжные палки, в ушах до сих пор этот мерзкий звук лыж — ширк-ширк. Ларькин с трудом разжал затекшие от напряжения ладони и почесал лоб. Ничего себе кино — с эффектом присутствия. Интересно только, к чему такие сны показывают...

Григорьевна громыхала на кухне, готовя завтрак. Потом входная дверь хлопнула — не иначе пошла на огород капусту полоть. Любимое занятие... Вставать Виталию не хотелось, сказано же было — никуда не ходить, вот он и не пойдет. Виталий приподнялся на постели и выглянул в окно — и ахнул. За окном было продолжение сна, только вместо снега мир был укутан, туманом. Сквозь плотную молочно-белую пелену едва виднелись контуры соседних домов, деревья выступали из тумана в какой-то нереальной неподвижности своих восковых линий. Небо сливалось с землей, перетекало в неё, так что невозможно было понять, где оно кончается.

Пользуясь тем, что любопытной Григорьевны нет дома, Виталий достал из кармана брюк рацию и попытался ещё раз связаться с Борисовым. Тот не отзывался. Что-то случилось, что-то не так. Если бы рация сломалась, но Борисов был где-то рядом, он бы обязательно дал о себе знать. Хотя кто его знает... Нет, он бы обязательно появился. Эксперименты над подчиненными — это не в его духе.

Виталий встал, оделся и пошел на кухню. Ну, вот так всегда — когда есть нельзя, обязательно найдутся соблазны. Предупреждал Иван — будут обольщения. Вот они в чистом виде — полная жаровня картошки в сметане и миска соленой капусты. А запах! Собственно говоря, почему все это нельзя употребить в дело? Это Иван считает, что нельзя, но он-то, Ларькин, понимает, что на возможный контакт с пришельцами, или кто они там, эта картошка повлиять никакие может.

Виталий уже собрался расправиться со всеми этими деревенскими деликатесами, но в последний момент остановился. Стоп. Он влез в какую-то игру, чужую игру, правил которой он до конца не понимает, но ведь, как известно, незнание правил не освобождает от необходимости их соблюдать. Что. он, Ларькин, надеется увидеть на этом хлыстовском сборище? Инопланетян, которые общаются с землянами исключительно по принципу их религиозной принадлежности? Огромную черную дыру, которую эти хлысты прячут где-то на острове, прикрывая ветками?

Виталий был на этом острове и ничего сверхъестественного, не считая, конечно, показаний приборов, он там не обнаружил. А повышенный радиационный фон может объясняться и чем-то другим, кроме присутствия чужеродного объекта. Итак, подведем итоги. Виталий Ларькин со своими правильным, аналитично устроенным мозгом ничего на острове не нашел, а хлысты там регулярно что-то видят. А кроме хлыстов все эти чудеса наблюдают не совсем трезвые граждане. Значит, правильные мозги на этом острове ни к чему — не воспринимают они аномалию. Чтобы что-то увидеть, нужно отключить свою нормальность. Поэтому, если Виталий хочет узнать то, что знают эти сектанты, ему нужно стать таким же, как они. Не навсегда, конечно, а хотя бы на эту ночь. А если-все это окажется глюками или религиозными видениями — ну, что ж, значит, будет что вспомнить. Значит, правила игры принимаем, даже если они кажутся нам непонятными и нелепыми. Играть — так играть.

К обеду туман рассеялся, и снова выглянуло солнышко. Мир обрел свои привычные формы, и романтическая зыбкость очертаний бесследно исчезла. Виталий сидел у окна, терзаемый танталовыми муками, и делал вид, что наслаждается сельским пейзажем. Но вся эта деревенская идиллия Виталию уже давно наскучила, делать было нечего. Почему-то страшно захотелось курить, и Ларькин, поминутно глядя на часы, ждал только одного — вечера.

В половине седьмого капитан, как и было условлено, сидел на крылечке и прислушивался к шагам. Дверь тихонько скрипнула, Виталий поднялся и вышел за калитку. Иван молча взял его за руку и повел, как маленького, за собой.

— Ну, что ты? Как? Готов? — взволнованно спросил Иван, крепко сжимая руку Виталия. Похоже, переживал он больше, чем сам Ларькин.

— Я всё сделал, как ты говорил. Только молиться у меня, честно говоря, не очень получилось — не обучен.

— Это ничего, Отец наш в мыслях читает. Главное, чтобы мысли у тебя светлые были.