Прямой наводкой по врагу

В канун Дня Победы в моем доме появились дорогие гости Вася Пантелеев и Шура Черный. Оба были тронуты нашим теплым приемом. До полуночи мы, не вставая из-за стола, вспоминали былое, а утром поехали на долгожданную встречу ветеранов дивизии.

Там собралось около пятидесяти человек, большинство, естественно, составляли мужчины. Среди женщин было несколько «боевых подруг» из медсанбата, другие сопровождали мужей-ветеранов. Огорчало, что мы не увидели никого из тех, с кем были близки в годы войны. На торжественном собрании с короткой речью выступил Тымчик, затем был избран совет ветеранов дивизии во главе с генералом. Многие ветераны, и я в том числе, прослезились, когда группа школьников младших классов приветствовала нас трогательной коллективной декламацией. Праздник был продолжен на усадьбе Рожковых, где ветераны расположились за специально сколоченным длинным столом.

Наше застолье длилось несколько часов, благо и выпивки, и закуски было вдоволь. Тосты следовали один за другим, каждый из выступавших подчеркивал заслуги своего подразделения, своей службы. Упомянули всех, включая и политработников, и службу тыла, но ни слова не было сказано о главном человеке на полях сражений — о солдате-пехотинце. Я терпеливо выслушивал все тосты, надеясь, что кто-нибудь вспомнит о пехоте, но таких не оказалось. Разгоряченный солидной дозой выпитого, я решительно поднялся и произнес тост в честь нашей доблестной многострадальной пехоты. После застолья собравшиеся долго пели фронтовые и народные песни, а закончили встречу традиционным «посошком».

С особой торжественностью и теплотой было отмечено в Севастополе 9 мая 1969 года — день 25-летия освобождения города. Но не только торжественными мероприятиями памятны мне эти дни. Здесь, в Севастополе, я встретился с близкими боевыми товарищами Винокуровым, Камчатным и появившимся наконец Карпушинским.

Удивительная встреча состоялась в общежитии, где нас поздним вечером разместили на ночлег. По соседству с комнатой, куда направили меня и Карпушинского, помещались супруги Рожковы, прибывшие сюда накануне. Узнав, что рядом находится Мария, хирургическая сестра, оперировавшая его зимой 1943 года, Василий решил, несмотря на поздний час, немедленно повидать ее. Я постучал в дверь, пришлось представиться, после чего Федор, в трусах и майке, отворил дверь. Мы вошли. Мария, накрытая одеялом, лежала в постели и с недоумением смотрела на сопровождавшего меня незнакомца. На вопрос, узнает ли она этого человека, заверила, что видит его впервые. Карпушинский несколько раз, обращаясь к ней на «ты», повторил, что они хорошо знали друг друга, но Мария была непреклонна. Тогда Василий объявил: «Уж теперь ты меня точно вспомнишь!» и, ко всеобщему изумлению, приблизившись к Марии, расстегнул и начал опускать брюки. «Да он с ума сошел, что ли?» — мелькнуло в мозгу, когда мой товарищ, задрав сорочку и майку, приспустил верхнюю часть черных сатиновых трусов и повернулся боком к кровати. Никто еще не успел среагировать, а Мария с громким криком «Вася!» вскочила с постели и, как была в ночной сорочке, бросилась обнимать и целовать Василия: она узнала характерный шрам от раны, которую зашивала 26 лет назад.

За два дня до кульминации праздника я предложил Карпушинскому и Винокурову (Камчатный приехал днем позже) вместо участия в военно-исторической конференции отправиться в долину реки Бельбек, туда, где располагалась наша батарея накануне штурма Севастополя. Оттуда было недалеко и до злополучного места, где тяжело ранило Карпушинского. Оба товарища сомневались в успехе этого мероприятия, но я настоял на своем. Водитель такси, которое мы остановили, узнав, куда хотим попасть, бесплатно отвез нас к диспетчерской, куда вскоре должен был вернуться с маршрута «дядя Федя» — старожил Севастополя, знаток пригородных поселков. Ждать пришлось недолго, и мы отправились в путь. Останавливались несколько раз в местах, где было довольно похоже, однако не все сходилось с тем, что хранила память. После часа безрезультатных поисков решили, что следующая попытка будет последней. Она оказалась счастливой. Отойдя от машины, я вскоре обнаружил оплывшие края огневой позиции, где, похоже, стояла моя пушка. Чтобы исчезли сомнения, решил поискать следы блиндажа, вырытого нами у основания скалы. Увидел нависающую скалу, подошел к ней и действительно обнаружил слегка размытые очертания прямоугольной ямы. Сомнения рассеялись, и я, обрадованный встречей с прошлым, побежал за Львом и Василием, которые курили рядом с машиной. Теперь уже было несложно разыскать место, где ранило Карпушинского. Там было много ржавых осколков от авиабомбы. Один из них Василий спрятал в карман, чтобы дома показать внукам...