Читаем Прямой наводкой по врагу полностью

Батарея разместилась на окраине села, а на следующий день произошло событие, подтвердившее справедливость пословицы «Не бывать бы счастью, да несчастье помогло». Наш старшина, вернувшийся со склада с продуктами для кухни, рассказал мне, где расположен склад обозно-вещевого снабжения (ОВС), и сообщил, что меня там ждут. Я воспринял это как хорошее предзнаменование и немедленно отправился туда. Меня встретил заведующий складом, невысокий черноволосый лет под сорок мужчина в звании старшины (я определил это по четырем треугольникам в его петлицах), внешностью и манерой речи похожий на еврея. Он представился — Михаил Сапожников — и спросил, какого размера обувь я ношу. Через минуту у меня в руках были новые кирзовые сапоги. Мой благодетель на этом не остановился — тут же отрезал от рулона белой байки две пары портянок. Лишь после этого он пояснил причину своей необычной щедрости: «Понимаешь, у меня сердце заболело, когда я увидел, как шагает в валенках по воде несчастный еврейский мальчик. Как только здесь появился ваш старшина, я велел ему позвать тебя». Мы разговорились. Сапожников до войны жил в Харькове. Его жена и две маленькие дочери были эвакуированы в Узбекистан и теперь нищенствуют в глухом кишлаке. В свою очередь я рассказал о трудностях, которые испытывают моя мать и братишка в башкирском селе на Урале. Когда я уже собирался уходить, Михаил принес из смежной комнаты пару нового белья и предложил здесь же переодеться (количество комплектов белья на складе было на учете). Больше месяца я не переодевался, тем более что обычно нам для смены выдавали плохо постиранное, все в грязных пятнах, драное белье. А теперь на мне оказалось все свежее, и это было так чудесно! Прощаясь, я сердечно поблагодарил Сапожникова, а он сказал, что его склад открыт для меня в любое время. (Забегая наперед, расскажу, что Михаил не раз выручал меня. Спустя три месяца, когда я уже стал офицером, появилась возможность как-то отплатить добром за добро. Однажды при встрече я незаметно для Михаила переписал с лежавшего на столе письма почтовый адрес его жены и вскоре отправил ей перевод на сумму больше половины моего офицерского оклада, а в сведениях об отправителе указал — Иванов Иван Иванович. Более года прошло, пока Михаилу удалось раскрыть мой секрет. Остается добавить, что в послевоенные годы мы подружились семьями и много раз встречались то в Киеве, то в Харькове.)

* * *

В Князевке мы простояли недели две, жили в домах местных жителей. В тридцатилетнего командира четвертого орудия Георгия Колбанова по-настоящему влюбилась хозяйка дома. Когда мы уезжали, она, проливая слезы, при всех обнимала и целовала его. К месту следующего расположения полка, маленькому городку где-то у границы Ростовской и Луганской областей, вела грунтовая дорога. Мы не проехали и полпути, когда передок четвертого орудия наехал на когда-то установленную противотанковую мину. Оглушительный взрыв потряс всю колонну. Хорошего человека, отличного воина Колбанова сразило насмерть. Ездового пары коренных ранило. Пушку разворотило, оба коренника пали. Батарея прибыла на место намного позже других подразделений полка. Следующим утром мы похоронили Георгия со всеми воинскими почестями на местном кладбище.

И в этом городке мы пробыли недолго. Начиная со второй половины апреля нас почему-то несколько раз переводили из поселка в поселок. Несмотря на переезды, настроение было хорошее: ни бомбежки, ни обстрелов.

В эти же дни дивизия постепенно пополнялась. В батарею пришло трое опытных артиллеристов, они побывали в госпиталях после ранений. Два молодых солдата прибыли из запасного полка. Еще два сорокапятилетних «деда» были мобилизованы в недавно освобождённых районах Ростовской области. Один из них, небольшого роста усатый Шумченко, профессиональный кузнец, заместил исчезнувшего в Новой Надежде Сучкова. Шумченко прибыл к нам вместе с семнадцатилетним сыном, которого определили повозочным, чтобы был под присмотром отца. Спустя несколько месяцев новый кузнец отлично проявил себя еще на одном поприще: Шумченко мастерски смешивал убийственно-крепкий самосад с ароматным, но безвкусным трофейным румынским табаком.

Где-то в первой половине мая мы расположились в небольшом поселке Власовка на Луганщине и провели там больше недели. Этот период заслуживает отдельного рассказа.

Маленькие радости пребывания во втором эшелоне

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии / Биографии и Мемуары