Прямой наводкой по врагу

Как-то весной 1943 года командир орудия Георгий Сенченко рассказал мне, что получил письмо от младшей сестры, студентки Чирчикского химико-технологического института (Узбекистан). Она писала Георгию,что подружилась с сокурсницей, эвакуированной из Харькова девушкой по имени Юля Чернова, которая хочет завязать переписку с фронтовиком. Для этой цели Георгий решил сообщить сестре мой адрес. Я поначалу отказывался — мне это было ни к чему: ведь мысли о Вере и переписка с ней заполняли меня полностью. Однако мой фронтовой товарищ был настойчив, и я в конце концов согласился, в какой-то мере это было любопытно. Спустя месяц прибыло полное патриотизма и в то же время очень теплое письмо от Юли, в нем была и крохотная фотография девушки. Я ответил ей, и с интервалами в месяц-два началась моя переписка с «незнакомкой». Обо всем этом я написал Вере и, как выяснилось, всерьез огорчил ее своим, казалось бы, невинным развлечением. Чтобы успокоить Веру, решил, не откладывая, найти благовидный предлог и завершить переписку с Юлей. В эти дни очень кстати повстречался мне Маркин, снова заговоривший о своей мечте.

И тут у меня родился «хитрый» план. Я решил «передать» переписку с Юлей, как эстафетную палочку, тоскующему Мише. В качестве повода для смены адресата была придумана «героическая смерть младшего лейтенанта Кобылянского в недавнем кровавом бою». Об этом было сообщено в очередном письме Юле, написанном уже от имени Маркина. Я составил душещипательный текст, кто-то переписал его своим почерком, и... завязалась новая переписка.

Правда, получить Юлину фотографию Мише не довелось, но об этом позже, а сейчас — история и печальные последствия грехопадения героя этого рассказа вместе с его командиром. Это произошло на юге Херсонщины, где в раскисшей от дождей степи был сооружен очередной учебный полигон. Здесь мы целыми днями, а иногда и по ночам готовились к штурму Перекопа.

Ночевали мы в небольших сельских домах, человек по десять в каждом, не считая хозяев. Было тесно и душно, зато тепло. Ну а Винокуров с Маркиным жили вдвоем у одинокой хозяйки по имени Одарка, миловидной молодой женщины лет тридцати. Ее муж, совхозный механик, ушел на войну летом 41-го, через месяц прислал единственное письмо, и с тех пор о нем не было известий. В доме Одарки, помимо комнаты с печью, на которой спала хозяйка, была еще маленькая спальня, предоставленная Винокурову, а Михаил ночевал на лавке рядом с дверью в спальню. К своим постояльцам Одарка относилась с уважением, ведь благодаря им она была избавлена от тесноты, духоты и прочих «прелестей», которые достались всем ее соседям. Перед важным Винокуровым сильно робела, да и к Михаилу относилась очень сдержанно.

Прошло всего несколько дней пребывания в «Красной Звезде», когда случилось страшное ЧП. Во время полкового учения, в котором отрабатывался штурм вражеских траншей после обработки переднего края противника залповым огнем минометов, по неизвестной причине десяток мин угодил в расположение пехотинцев, готовившихся к атаке. Четверо солдат второго батальона были убиты, двенадцать — ранены. Все однополчане остро переживали случившееся. Мы уже отвыкли от жертв, ведь с середины декабря дивизия находилась в тылу. И вот такое кровавое происшествие!

Учения были немедленно прекращены, а командование дивизии и всемогущая служба СМЕРШ начали совместное расследование. На следующее утро в штаб дивизии, размещавшийся в Каланчаке, были вызваны по тревоге все командиры рот и батарей полка. Отправляясь в штаб, Винокуров велел ординарцу передать командирам взводов и старшине: личному составу не покидать усадьбу совхоза. Пообещал вернуться к ужину, а за себя на весь день назначил командира взвода управления. Все это слышала Одарка, которая, судя по ее последующим действиям, приняла полученную информацию к немедленному руководству.

Когда Михаил, передав кому было положено распоряжения комбата, вернулся в дом с порцией горячего завтрака в котелке, его ожидал сюрприз: на столе в окружении тарелок с квашеной капустой и солеными помидорами стояла бутылка самогона, а рядом — два стограммовых граненых стаканчика. Не дожидаясь вопросов изумленного постояльца, Одарка заявила с кокетливой улыбкой: «Начальник уехал, так почему не погулять себе на свободе?»

Не стану вдаваться в подробности этого дня, достаточно сказать, что Михаил покинул спальню, лишь когда пришла пора идти за обедом, а после дневной трапезы они без устали продолжали любовные утехи до густых сумерек. К возвращению Винокурова в доме был восстановлен порядок, а умиротворенные любовники (по предложению заботливого Маркина) твердо решили, что хозяйка обязана утешить и командира. Подбодренная Мишей, Одарка пообещала преодолеть свою робость перед красивым, но очень уж важным Винокуровым и «согреть» его одинокую постель.