Пряная штучка

– Это – не название, а предупреждение! – тут же пошла спорить Стаффи, пытаясь доказать основательность придуманной чуши. – Пусть сразу понимают, что должны иметь, чтобы не получить ожога гортани! Именно так проявляется милосердие и человеколюбие! Я тебе как целитель заявляю.

– Ты недоученный целитель животных! – взъерепенилась я.

– Но его же я лечила. – Она ткнула пальцем в сторону притихшего Ирвина.

– Ты его чуть не убила!

– А ты напоила снадобьем для растирания ног!

– Госпожа Алекса, а можно я вытащу свои бумажки из кастрюльки? – взмолился подмастерье. – Боюсь, вы мне вцепитесь в волосы, когда их зачитаете…

Тут в кухню вошел взмокший, облепленный стружками Этан. Он окинул моментально съежившегося Ирвина обвинительным взглядом, мол, прохлаждаешься, пока я рискую здоровьем на чердаке?

– Чаек, смотрю, попиваете? – скривил он губы. Не успела я пикнуть, как плотник схватил с подноса кружку с настойкой и опрокинул в себя. На кухню обрушилась испуганная тишина. Мы замерли, с ужасом воззрившись на оцепеневшего дегустатора. Некоторое время он хлопал глазами, а потом очень медленно, как будто боясь, что изо рта вырвется пламя, выдохнул.

– Что… – Голос сел до хриплого скрежета. Этан кашлянул в кулак, отставил кружку и тихо спросил: – Что за странный чай вы пьете в середине дня, пока все приличные люди работают?

– Вообще-то, это была перцовая настойка, – тихо ответила я, отчего-то боясь говорить в голос. – Хочешь огурчиком закусить?

Он вытянул губы, шмыгнул носом и буркнул:

– Переживу.

Потом развернулся и вышел. Через дверной проем мы следили, как сосед твердой походкой направлялся к лестнице.

– Думаете, пошел умирать? – шепотом спросила Стаффи.

– Что ж вы такое говорите? – испугался Ирвин.

– Полагаешь, если ты сумел выжить, то всем так везет? – фыркнула подруженция и со знанием дела заявила: – Мерзостные типы всегда предпочитают помирать в одиночестве. Как коты…

Ирвин вскочил из-за стола, проскрежетав по полу ножками табурета. Видимо, решил броситься следом за наставником на тот случай, если бедняга, испробовав жгучего зелья, действительно попытается отчалить к Светлому Богу. Но Этан вдруг развернулся на пятках и пошагал обратно. Может, на всякий случай решил попрощаться? Мы тут же заняли свои места, как будто вовсе не подглядывали за его гордым отбытием на тот свет.

– А как ты, говоришь, назвала огненную воду? – поинтересовался он.

– Огненная вода? – непонимающе моргнула я.

– Видишь, иногда даже ты можешь придумывать отличные названия! – указав в меня пальцем, насмешливо подмигнул Этан. – Растешь, Алекса!

Судьба перцовки от «Пряной штучки» была предрешена. Дегустировать «Огненную воду» у себя мы побоялись, чтобы не превратить лавку пряностей в клуб измученных жизнью пьяных домохозяек (мне идея пришлась по вкусу, из-за преотвратительного настроения Этана беспокоилась о дамах). Пришлось приготовить несколько бутылок и отдать на пробу в городской трактир. На следующее утро, мы ещё не успели открыться, а в двери колотил сам хозяин питейного заведения, чтобы дать заказ на партию.

К слову, ночью в четверг кто-то снова стащил вывеску, и настроение у Этана улучшилось. Ровно на пять минут.

Глава 5 Свидание с осложениями

– Сорок шиллингов за все! – объявил старьевщик, разглядывая сокровища из садового домика.

– Вы, верно, шутите, уважаемый! Смотрите, какая преотличная тяпка! – уронив на землю вязаную шаль, для наглядности я схватила ржавую тяпку, ровесницу торговой лавки, и потрясла в воздухе. – Она прослужит еще лет двадцать не меньше!

С остервенением я вонзила ржавый нос садового инструмента в землю. Раздался предательский треск, и черенок хрустнул как раз у железного основания.

– Ладно, тяпка была плохим примером, – пробормотала я, поднимая шаль, а заодно белый горшок с удобной ручкой и большим синим цветочком на пузатом боку. – Гляньте, какой отличный горшок! В него можно посадить цветы. Например, домашние розы. А вы говорите рухлядь.

– Дамочка, никто не будет сажать цветы в ночную вазу, – сморщился от вида посудины старьевщик. Непрошено в голове мелькнула мысль о том, чем именно наполняли вазон прежде, чем в доме был поставлен человеческий ватерклозет. Я моментально горшок отбросила.

– А как вам вот это? Настоящая фарфоровая кукла двадцатилетнего возраста, – потрясала я игрушкой, наряженной в почерневшее от пыли кружевное платьице. – Раритет, таких теперь днем с огнем не найдешь!

– У куклы выколупан глаз.

– Правда, что ли? – Я посмотрела в личико игрушке, глаза действительно не имелось. Оставалось изобразить праведный гнев: – Не понимаю, вы старье скупаете или бриллианты в залог берете!

Нам обоим становилось очевидным, что бой за стоимость моего, вернее, дядькиного хлама был проигран. Я стала заметно замерзать и хотела вернуться в тепло. Пришлось сдаться:

– Сколько, вы говорили, дадите за все эти богатства?

– Тридцать шиллингов.

– Вы говорили сорок! – возмутилась я.

– Тридцать пять, – надул щеки старьевщик.

– Сорок и не пенни меньше!

– Ну, тогда тоните в своем хламе. – Он развернулся и уже направился к задней двери дома.