Пряник с черной икрой

– В некоторых штатах Америки, например, в Техасе, преступников казнят, – снова заговорил Костин. – Причем приглашают родственников жертв посмотреть на кончину того, кто убил дорогого им человека. Что, если в квартире на первом этаже занимались тем же самым? Камеры передавали изображение людям, которые не могли прибыть на место казни, а стулья предназначались для тех, кто явился. На мониторе могли демонстрировать фото жертв, или там шел рассказ о преступлениях, совершенных ублюдком. По подземному ходу приводили зрителей. В большом тяжелом ящике, который на особой тележке привозил водитель белого фургона, находился преступник, сначала живой. Потом тело в том же ящике увозили и где-то хоронили. Тогда понятно, зачем в комнате стоял массажный стол. Хотя я уверен, что мерзавец находился под воздействием какого-то лекарства, которое не позволяло ему двигаться.

– Есть такой мышечный релаксант! – воскликнул Макс. – Его иногда используют врачи-анестезиологи. Больной теряет способность даже пальцем шевельнуть, подключен к аппарату дыхания, но до того момента, как его полностью погрузят в сон с помощью других средств, он сохраняет ясность сознания, видит окружающих, слышит их разговоры.

– Жуть, – передернулась я, – ужасное действо.

– Но возможное, – перебил Володя. – Слушайте дальше. Надежду Владимировну Реутову нанимали для поиска сбежавшего преступника. Ее клиенты – безутешные родители, братья, сестры или друзья жертвы. Они испытывают огромное горе, ощущение безнадежности и обмана. Да, полиция нашла и поймала преступника, тот был осужден, однако ухитрился сбежать и живет на свободе. Он сменил документы, сделал пластическую операцию, надежно спрятался. Если Реутова могла отыскивать мерзавцев, то снимаю перед ней шляпу. Эта работа очень трудная. И понятно, почему клиенты не хотели отдавать найденного негодяя в руки системы исполнения наказаний – ведь один раз гад уже удрал! Где гарантия, что его снова не упустят? Если подумать, то моя версия все объясняет. Подземный ход нужен для незаметного прихода и ухода родственников, в подъезде-то сидит консьержка. По тайной лестнице Реутова могла спуститься к месту казни, не привлекая внимания ни соседей, ни Натальи. Ну, согласитесь: кто-то ведь мог увидеть, как пожилая женщина выходит из пустой, не принадлежащей ей квартиры, и удивиться. Но при наличии потайной лестницы это исключено. Кстати! Дверь в апартаменты, которые по завещанию получил Юрий Венькин, скрипит и лязгает. Ильина бы точно услышала, что ее открывают-закрывают, и поспешила бы поглядеть, кто там в пустующее жилье шастает.

Меня настолько ужаснула версия Костина, что я категорически возразила:

– Нет-нет! Твоя идея, безусловно, интересна, но малоправдоподобна!

Костин стал отстаивать свою точку зрения.

– Я уже объяснил, как все происходило. Преступника доставляли в ящике, он не мог шевелиться, сопротивляться, находясь под воздействием какого-то препарата. Народ приходил по подземному ходу. Тело увозили. Организация процесса не так уж и сложна. Да, требовалась подготовка: создание галереи под землей, соединение двух квартир… Но при наличии больших денег можно сделать все что угодно. И не так уж, собственно, трудно прорыть тоннель. Человечество давно метро строит, есть нужная техника и специалисты. Повторяю: нашлись бы бабки, остальное решаемо.

– А куда трупы девали? – сопротивлялась я.

– Да хоть в лесу зарывали, – вздохнул Макс. – В области полно укромных мест. Понимаю, это звучит жестко, но версия Володи пока единственная, объясняющая все странности. Апартаменты приобрел Петр Венькин, но он в них никогда не жил и не сдавал. Зачем ему квартира?

– Вложение капитала, – отбила я подачу, – десять лет назад моя знакомая, взяв в кредит три миллиона, купила в Куркино в доме, который только-только начали строить, четырехкомнатную квартиру.

– По тем годам три лимона – большие деньги, – заметил Вовка.

– Согласна, – кивнула я, – кстати, тогда Куркино походило на деревню, там стояли избушки-покосюхи. И что? Теперь это прекрасный зеленый район, полно магазинов, фитнес-центров, много парков. А апартаменты Ксюши оценивают почти в сорок миллионов.

Макс побарабанил пальцами по столу.