Прятки с Солнцем

  Я, в отличие от технаря, в полемику пускаться не любил. Так что я просто стоял и смотрел на палатку начальника станции. Ничего не происходило минут двадцать, но к ярмарке никто и не подумал вернуться. Торгаши переговаривались между собой, обычные жители станции шептались по углам. Еще через двадцать минут посыльный Ганзы вышел с каменным лицом, за ним топали телохранители. Они сели на дрезину и уехали со станции с таким видом, будто ничего не произошло.

  А потом из палатки вышел Арарат. Он тоже был хладнокровен, но вокруг него прямо-таки витало раздражение. Оно чувствовалось и в его движениях – они были резкими, головой он двигал отрывисто, как будто у него заедало в шее какой-то механизм. Затем он нашел в толпе меня и поманил пальцем. Я оглянулся на Штепселя. Тот развел руками.

  «Что ж, чему быть, того не миновать» - Меланхолично подумал я и отправился в палатку к начальнику станции.

  Она была обставлена довольно скромно – миниатюрный журнальный столик, стеклянную столешницу которому заменила черноватая доска. К нему была придвинута трехногая табуретка, у сиденья которой был отколот угол. У стенки палатки лежал спальный мешок, с придвинутой к нему тумбочкой.

  Арарат сел на табурет и исподлобья глянул на меня. Он буравил меня глазами еще хуже, чем несколько минут до этого Матрос. Я ощутил разницу. Если Матрос вгрызался в меня с похмелья, то глава троцкистов хотел заставить меня нервничать. Что ж, надо признать, это ему практически удалось. Если бы я уже не нервничал.

  Вообще, Арарата я видел пятый или шестой раз. Ему было примерно пятьдесят лет, у него были седеющие волосы, зачесанные назад, прикрывая огромную плешь на макушке. У него был свойственный его национальности нос с горбинкой, причем довольно большой. Глаза у него были не-большие, прячущиеся в густых бровях.

  Наконец, начальник Партизанской, видимо, решил, что нужный психологический эффект дос-тигнут, и заговорил напряженным голосом:

  -Значит так.

  И снова умолк. Я ожидал еще одной драматической паузы, но в этот раз молчание не затянулось.

  -Это был гонец не то с Курской, не то с Чкаловской, не суть важно. Как ты их так достать смог, а? Я бы на их месте давно забыл, что где-то на далекой станции живет кучка чумных оборванцев, не обижайся. Но есть у Ганзы такой бзик – они тебя упустили, теперь им обязательно тебя надо поймать и…

  -Пустить в расход. – Закончил я. Сколько раз сегодня уже повторилось это слово?

  -Не перебивай меня. Они пригрозили нам, что, мол, если мы вас четверых…

  -Пятерых.

  -НЕ ПЕРЕБИВАЙ меня! – Дернулся Арарат. – Если мы вас пятерых не выдадим, то на нас выдвинется их карательный отряд и все! – Армянин щелкнул пальцами. – Последний оплот культурной революции метро будет разграблен и разрушен! И это все из-за того, что мы дали приют пятерым людям с другой станции!!! – Начальник сорвался на крик, но увидел, как я на него смотрю и взял себя в руки. – И теперь у меня есть три варианта. Первый – самый простой. Мы отлавливаем вас пятерых и отдаем на расстрел. Но я этого делать не стану. Вы ни в чем не виноваты, плюс отдать пятерых хороших бойцов на расстрел…да и меня со станции за это выгонят, я все-таки под теорию мировой революции немного не попадаю. Второй – уберечь вас на станции и подвергнуть ее практически самоубийственной опасности.

  Я поник. Арарат встал со стула и положил мне на плечо руку:

  -Ну есть и третий. Правда, это непросто. В общем, ты просто уйдешь со станции с этой вашей… бригадой.

  Да меня даже не дошло, что он сказал. Как так?

  -Как так? Станция то последняя обитаемая на Арбатско-Покровской линии! А дальше только бауманцы! Я ведь не смогу в большое метро через Ганзу выйти, как и ребята!

  Арарат не зря положил мне руку на плечо. Он надавил на меня и я буквально бухнулся на спальный мешок. Он снова сел на табуретку.

  -Да. Но знаешь, все не ограничивается метро…

  Я понял к чему клонит хитрый «голос народа».

  -Поверхность что ли? – С благовейным ужасом спросил я. Я еще помнил Москву. Москву старую. Мне было двенадцать лет, когда началась война и кончилась эра человека. Спаслась у меня вся семья. Но папу задавили гермоворотами на второй день, мать осталась на Площади Ильича. Так что отношение к городу у меня было особое. Я считаю, он живой. Сначала он загнал нас в эти туннели, а теперь играет в страшную настольную игру – двигает нашими жизнями, мыслями, судьбами. И постоянно забирает нас обратно, как уже использованные карты.

  -Да. Мы нечасто туда выбираемся, вам выдадут нормальное снаряжение, хорошие противогазы, кучу фильтров. А там уже ваш выбор – куда вы уйдете. Главное, чтобы вы не наткнулись на сталкеров Ганзы. Ну, и чтобы вы там в упырей не превратились.

  -И когда?

  -Люди с кольца придут завтра, так что у них преимущество. У них-то часы есть, а у нас – нет.

  -Значит, надо спешить. – Подвел черту я и вышел из палатки.

  Найти всех четверых не было особенно сложно. О происшествии уже забыли, все снова верну-лись к передвижной ярмарке, некоторые ушли в палатки. Там я их и отыскал.

***