Пряжа Пенелопы

– На нас напали! – кричит один из воинов, врываясь под своды пещеры. – Напали!

Остальные похитители богатств Итаки собрались в пещере, но, кроме них самих, там ничего нет. Они недоуменно оглядываются: им же обещали сундуки с золотом, горы привезенных из набегов сокровищ, богатства Одиссея! Леанира приводила сюда Андремона и Минту всего пять ночей назад; они видели Автоною, доверенную служанку самой Пенелопы, которая уходила отсюда, нагруженная тайным сокровищем! Золото и серебро, награбленное добро, которое, как все в Греции знают, Пенелопа прячет на своем острове, – они должны быть именно здесь! И все же тут ничего нет, лишь расставленные тут и там амфоры с липким маслом, которое растеклось по полу и хлюпает под ногами.

Те, кто спасся от обстрела, останавливаются, опускают на землю своего раненого товарища. Минта делает шаг к ним, и именно тогда, вероятно, их главарь все понимает.

Увы, слишком поздно. Швырнуть в пещеру горящий факел доверили Мирене, дочери Семелы, потому что у нее верная рука и отличная скорость, когда надо убегать. Два воина мельком видят ее измазанное грязью лицо в отсвете огня, когда она бросает факел, а потом он ударяется о землю, поджигает первую лужицу масла, и через миг начинается пожар.

Ловушка захлопнута, по всей пещере растекается пламя, и мужчины начинают кричать. Снаружи Артемида поднимает лицо к небесам и воет, воет, как волчица. Афина рыщет по нависающему утесу, ее копье сияет невидимым огнем. Я стою за спинами женщин – те выстроились у пещеры, натянув луки, ждут, добавляют к счету смертей, стоит только кому-то вывалиться из дыма и огненного вихря пещеры.

Двое умирают быстро, поглощенные огнем. Остальные бросаются к выходу, выбираются наружу, отталкивая руки друг друга, спотыкаясь о тела упавших. Те, кто впопыхах не увидел лучниц, выбегают вперед, и четверо тут же погибают, утыканные стрелами, которыми их встретили. Остальные втягиваются обратно в пещеру, видя, как падают товарищи: впереди – стрелы, сзади – огонь. Минта кричит:

– Стройся, стройся!

Скача на обожженных ногах, задыхаясь, сплевывая липкую слюну и привкус дыма, мужчины встают в строй, плечом к плечу, достают мечи и по его команде, чувствуя, как жалит спины огонь внутри, бросаются на выход из пещеры.

– Рассыпься! – приказывает Приена. Мужчины вываливаются наружу, выпихивая перед собой клуб дыма. Женщины рассеиваются, убегают в ночь, взбираются в темноте по знакомым камням и торчащим веткам. Артемида подхватывает ногу одной, которая оступилась, подсаживает ее, вдувает воздух в задыхающиеся легкие другой, что споткнулась и чуть не отстала; Артемида пронзительно кричит от восторга: «Бегите, бегите, мои милые, бегите, мои охотницы, бегите, мои ночные женщины!»

Несколько мужчин пытаются преследовать их, но воинов снова осыпают стрелами сверху, там уже закрепились Приена и еще несколько женщин, наполовину очерченные луной, и Афина молча стоит у них за спинами.

– Держаться вместе! – кричит Минта, и мужчины снова собираются в строй черными силуэтами на фоне горящей пещеры. – Двигаться вместе!

Как один они начинают движение по тропинке, словно ощетинившийся мечами окровавленный еж, поддерживая и вполголоса подбадривая друг друга. Мне приходит в голову, что в них есть нечто великолепное, в единстве их цели, в их мужестве и братстве, которое так хотели бы видеть поэты. Афина тоже видит это – поднимает щит, будто хочет поприветствовать их; и мне кажется, что я вижу, как их глаза устремляются на нее и распахиваются, ибо некоторые видят наконец возвышающуюся над ними богиню и, может быть, начинают понимать. Однако это длится лишь мгновение, потому что Афина исчезает, скрывается среди смертных женщин, которые разбегаются перед воинами. Они не будут знать, что это ее надо проклинать, когда они придут к воротам Аида; их пониманию суждено жить не дольше, чем им самим.

Женщины не пытаются ввязаться в бой, пока мужчины двигаются по тропинке; они убегают подальше в тень от копий и оскаленных зубов. На миг, вероятно, Минта и его товарищи думают, что худшее позади, что они смогут выбраться отсюда, из этого проклятого места, пусть обожженные и израненные. Но, увы, тропинка, что ведет к их кораблям, длинная и узкая, и они не могут двигаться по ней иначе, кроме как длинной распадающейся цепью.

Потому-то в числе прочего Приена и выбрала именно это место для своей битвы: когда воины вытягиваются в цепь, на них снова обрушиваются стрелы, а дорожка, по которой они шли к пещере, теперь ощетинилась силками из шипов, растянутыми между упрямыми стволами деревьев, и воины запутываются и ранят ноги в темноте. В тенях вокруг мечутся фигуры, но так быстро, что воинам никак не удается воскликнуть: «Вот! Вот враг! А, нет, вон он! Вон там я видел движение!»