Прибалтийский излом (1918–1919). Август Винниг у колыбели эстонской и латышской государственности

Лишь около 11 я наконец вновь увидел капитана округа, который ожидал меня на ужин. Я хотел было извиниться, однако он был подавлен другой новостью, которая прибыла тем временем.

Кайзер отрекся и покинул армию[76].

Старому солдату трудно было сохранить самообладание, когда он рассказывал мне об этом. Мы еще посидели некоторое время и обсудили события. Когда я после полуночи выходил из дома, барон проводил меня до двери. В темноте стоял часовой. «Идите домой, – сказал ему барон. – Если кайзеру пришлось бежать, то охрана мне больше не нужна». Часовой ушел.

Ночью меня разбудили около трех часов. Комендант города полковник фон Розен выбрал это чудесное время для своего визита, чтобы обсудить со мной меры безопасности в городе. Ситуация теперь зависела, конечно, от поведения матросов, а о нем до начала общего собрания сказать мне было нечего. Тем не менее полковник просидел у моей постели целый час, и мне пришлось сказать ему немало слов в утешение, пока он не поверил, что все же может осмелиться и тоже пойти спать.

* * *

Один из больших учебных бараков в квартале казарм был забит почти доверху, даже самые отдаленные его уголки, ведь внутри были около 6 тысяч матросов, стоявших вплотную перед высокой трибуной, где уже находились Пикард и еще несколько вожаков. Все турники, лестницы и перекладины были увешаны матросскими телами. Когда Пикард увидел, как я пробиваюсь через матросскую массу, он крикнул, чтобы мне дали дорогу, так что, к своему неудовольствию, я тут же привлек всеобщее внимание. А бравый Пикард все расходился и расходился. Еще до начала собрания опять прошло заседание делегатов, на котором ему пришлось тяжко. Он был совершенно обессилен и поведал мне, что в совете доверенных лиц образовалась «фракция независимых[77]», которая ему активно оппонирует и делает все, чтобы не дать мне слова. Однако я, несмотря на это, «должен сделать свое дело», ведь он больше не может: сел голос.

Собрание проходило драматично. Вчерашний долговязый бледный матрос взошел на трибуну, держа в руке проект, согласно которому вся командная власть должна была перейти избираемому матросскому совету, причем насчет состава последнего у него были готовы предложения, где содержались, естественно, совсем иные фамилии, нежели предполагал Пикард. Этот проект постановления и списки кандидатов были зачитаны, тут же получив громовые аплодисменты в одобрение. Пикард взял слово, призвал к сознательности и резко набросился на радикалов. Ему также ответил гром аплодисментов. Затем он передал слово мне. Я поступил так же, как и накануне вечером, рассказав, кто я такой и что привело меня сюда, а также спросил, есть ли среди участников собрания социал-демократы. Вверх были подняты сотни рук. Заранее это не планируя, однако поддавшись минутному порыву, я провозгласил «Браво!» своим многочисленным товарищам по партии. В ответ целую минуту по всему залу не смолкал ураган из криков «Браво!». Никогда, ни на каких собраниях, ни на одном партийном съезде или на международном конгрессе я не испытывал такой гордости за партию. Это преклонение перед нею появилось словно по волшебству и тут же подчинило все и вся своей воле. Все собрание, в том числе и многочисленные офицеры, приняли в этом участие, причем столь отчетливо, что буквально двумя предложениями можно передать то, что я тогда ощутил: здесь партия и народ стали единым целым; партия – это единственное, на что может надеяться народ: здесь растворяются теории, здесь торжествует дело, то есть то верное и твердое служение Отечеству на протяжении всех сложных военных лет; вот это и есть дело, а потому и этот триумф партии – вот награда за него! Все теперь почувствовали: только социал-демократия может возглавить нас и спасти, она – та сила, которая сможет омолодить старое прогнившее государство. Такие ощущения остаются незабываемыми.

При таком настроении собравшихся было несложно добиться принятия тех решений, которые были нам, мне и Пикарду, желательны. Проект об изменении командной структуры теперь вообще более не обсуждался. Был избран небольшой матросский совет из пяти или более персон, председателем его стал Пикард. Тут же было решено, что каждый матрос обязан в семь вечера быть в казарме и что от губернаторства следует потребовать закрытия борделей. Все эти решения принимались, чтобы избежать эксцессов.

Около 12 часов разошлись, причем в наилучшем, вполне удовлетворительном настроении. Офицеры были просто счастливы тем, как удачно, почти патриотически прошло собрание, и благодарили нас, Пикарда и меня. Я поехал в губернаторство, где тут же приняли необходимые меры, чтобы провести эти решения в жизнь.