Прибалтика. 1939–1945 гг. Война и память

Освобождение Прибалтики от нацистов поставило руководство СССР перед необходимостью ее немедленной и всеобъемлющей ресоветизации. Причем, в отличие от 1940 г., теперь пребывание Латвии, Литвы и Эстонии в составе СССР уже не вызвало неприятия (во всяком случае открытого) на Западе: «прибалтийский вопрос» не поднимался союзниками ни на Тегеранской конференции в 1943 г., ни на Ялтинской в 1945 г.¹ Запад признал за Советским Союзом право на Прибалтику де-факто, «по умолчанию», тем самым отказавшись от своей предвоенной риторики по этой теме. В Восточной Европе, по понятным причинам, ответ на вопрос о легитимности пребывания Прибалтики в составе СССР не мог не быть положительным. Заслуженно возросший авторитет СССР, статус победителя, понесшего наибольшие жертвы и выдержавшего наибольшие тяготы войны (этот факт в первые послевоенные годы не решался оспаривать никто из союзников или нейтральных государств), ореол освободителя мира от «коричневой чумы» заставил зарубежные элиты во многом принять предложенные Москвой правила игры на международной арене. Потсдамская конференция 1945 г., подтвердившая целостность границ СССР на 22 июня 1941 г. и неоспоримость послевоенных границ, исключила любые юридические и общественно-политические «неувязки» в отношении республик Прибалтики и их принадлежности к Союзу ССР². Внутри же советского государства этот вопрос не ставился под сомнение априори.

Освобождение от нацистской оккупации избавило народы Прибалтики от неизбежной «германизации» – «растворения» в «арийской» среде или уничтожения, а языки и культуры этих народов от полного исчезновения. Литва, Латвия и Эстония как республики восстановили свои собственные границы, в целом совпадающие с границами довоенных прибалтийских государств (следует упомянуть, что Принаровье и Печерский край, входившие в Эстонию, в конце 1944 г. были включены в состав РСФСР, что до сегодняшнего дня является так и неурегулированным вопросом российско-эстонских отношений), а в случае Литвы с существенным приращением территории – впервые в истории в ее состав вошли Вильнюс и Клайпеда (Мемель). Закономерно относясь к Литве, Латвии и Эстонии, как другим республикам, и столь же закономерно не собираясь делать для них каких-либо значительных исключений из общего правила, союзное руководство санкционировало проведение здесь социально-политических и экономических мероприятий, характерных для других регионов, переживших оккупацию. Помимо этих мероприятий, в Прибалтике было не обойтись и без специфических действий – как практических, так и юридических. Причем действий отнюдь не только карательных.

Советской власти в новых, «приобретенных» за год до начала Великой Отечественной войны, республиках, пришлось начинать свое возвращение даже не с нуля – с минуса. Экономика региона требовала немедленных вливаний. Ущерб от войны составлял в Латвии 20, в Литве – 17, в Эстонии – 16 млрд рублей в ценах 1941 г.³ Восстановление народного хозяйства стратегически важного региона было начато немедленно, еще до окончания военных действий. Это было обусловлено и идеологическими мотивами – Прибалтику следовало как можно быстрее и как можно плотнее интегрировать в советское социально-политическое пространство. Прибалтика с ее портами, сетью железных дорог и перспективными с точки зрения общесоюзного использования промышленными предприятиями, была, так сказать, в фаворе.

Однако среди правящих кругов и управленцев Эстонии, Латвии и Литвы – особенно в первые послевоенные годы – еще жили надежды если не на независимость, то, по крайней мере, на особый статус внутри СССР. Если судить, например, по переписке эстонского партийного руководства с ЦК ВКП(б), элиты республик всерьез рассчитывали на то, что «Москва ждет от них инициативы, предложений и даже рекомендаций»⁴. Аналогичное впечатление складывается и при чтении документов, которые направлялись в Москву из Вильнюса и Риги. Надо признать, что и политика союзного центра работала на закрепление и развитие этих настроений: из Москвы шли указания о необходимости учитывать национальную специфику региона и смелее выступать с местной инициативой.