5. С другой стороны, мы должны будем удерживаться от каких-либо действий, которые могут усилить существующее у Советского правительства подозрение в том, что мы намерены рассматривать заключение мира только как англо-американское дело, где русские интересы могут игнорироваться или не учитываться.
6. Практически это означает, что для того, чтобы успешно примирить наиболее уязвимые стороны американской и русской политики и координировать нашу политику с политикой той и другой стороны, нужно советоваться с американским правительством по всем пунктам наших переговоров с Советским правительством и добиться его одобрения или по крайней мере согласия на все англо-советские мероприятия. Там, где возможно, мы будем прибегать к обсуждению и решениям с участием всех трех сторон.
7. При рассмотрении пункта 2, а именно о наилучшем способе действий в связи с требованием СТАЛИНА признать за СССР границы 1941 года, возникают затруднения, вытекающие из наших собственных интересов:
а) На первый взгляд требование СТАЛИНА кажется умеренным, если мы подумаем о том, что он мог бы потребовать гораздо больше, как, например, контроль над Дарданеллами, сферу влияния на Балканах, одностороннего навязывания Польше русско-польской границы, доступов к Персидскому заливу и к Атлантическому океану с предоставлением русским норвежской и финской территории. Конечно, нам могут возразить, что у нас нет оснований полагать, что предъявленное СТАЛИНЫМ требование является окончательным и что за ним не последуют в будущем другие требования. Но если даже это и так, то удовлетворение нами этого требования не означает, что мы не будем противиться дальнейшим требованиям, которые могут последовать. Поступая таким образом, мы только усилим наши позиции.
б) С чисто стратегической точки зрения как раз в наших интересах, чтобы Россия снова обосновалась в Прибалтике с тем, чтобы иметь возможность лучше оспаривать у Германии господство в Балтийском море, чем она могла это делать с 1918 года, когда для доступа к Балтийскому морю имелся только Кронштадт.
в) Конечно, нельзя делать СТАЛИНУ эту или другую уступку без того, чтобы не требовать соответствующей услуги за услугу.
Если бы мы этого не потребовали, то, по своей восточной манере мыслить, он истолковал бы это как проявление слабости. Кроме того, настаивая на этом, мы вводим правило, сводящееся к тому, что взаимные уступки друг другу являются необходимым условием во взаимоотношениях с нами, что затруднит Советскому правительству возможность производить на нас нажим с требованием дальнейших уступок, то есть толкнуть нас на «скользкий путь».
Список возможных контртребований, которые мы могли бы предъявить, я даю в приложении.
г) Нельзя отрицать того, что требование СТАЛИНА о прибалтийских государствах и в меньшей степени требования финской и бессарабской территорий едва ли находятся в соответствии с принципами, изложенными в Атлантической Хартии, в которой говорится о том, что союзные государства не стремятся к территориальному или иному расширению и к таким территориальным изменениям, которые могут идти против свободно выраженной воли самого народа, что они хотят восстановления суверенных прав и самоуправления там, где они были отняты насильно. Удовлетворение требований СТАЛИНА также противоречит условию, изложенному в Хартии, что союзники будут уважать права всех народов самим выбирать желательную для них форму правления.
С другой стороны, СТАЛИН может возразить, что он: 1) требует возвращения только того, что уже являлось русской территорией до войны и что теперь оккупировано немцами; 2) что прибалтийские государства сами голосовали за присоединение к СССР в соответствии с принципами, изложенными в Атлантической Хартии, и 3) что финская и румынская территории были предоставлены СССР по договорам, законно заключенным с Финляндией и Румынией.
д) Если мы соглашаемся с изложенной мной и первой части доклада необходимостью тесного сотрудничества с Советским Союзом после войны, то я считаю, что доводы в пользу удовлетворения требований СТАЛИНА убедительны, если бы не серьезное затруднение, создаваемое Атлантической Хартией, и боязнь в Америке всего того, что носит характер принесения в жертву свободы независимых наций. Мы должны также учесть, что американское правительство, вероятно, будет весьма недовольно нашими уступками советскому правительству в том, что оно считает основными принципиальными вопросами.