Приближаясь и становясь все меньше и меньше

Это точно: по ночам дивизион занимался своими делами. Хотя по пятницам на собраниях частенько говорилось, мол, делают после отбоя что хотят, никому и в голову не приходило соваться не в свои дела. Положено — вот и говорят, а уж соваться — себя не уважать, — считали командиры.

Это только такой дурак, как Чернов, может по ночам шататься у казармы, в окна заглядывать и таскать гвардейцев на губу за такие глупости. «Дождется, что когда-нибудь получит, — говорили в курилке. — Нашел, понимаешь ли, игрушки! Вот уж точно — мышь в голове!»

— Ну и черт с ним, — сказал Доктор. — Займемся делом. Он постукал Метлу по спине, пощупал предплечья, внимательно глядя в лицо, достал пробирку с иголками.

— Видишь ли, в чем дело: мы меняем реакцию организма на повреждение, используя его способность адаптации к боли, но это само по себе еще ничего не дает. Усиление защитных реакций, физиологических, невозможно без полной мобилизации духовных сил. Что это значит? А это значит — освобождение от приобретенных стереотипов в отношении к своему организму, к своим болячкам, к себе и ко многому другому, что тебя окружает, — потому что они мешают. Ты меня понимаешь? — Ладно, — сказал Доктор, видя, что Метла делает круглые глаза, — ладно, не поймешь, так почувствуешь.

Доктор был темной фигурой в дивизионе, его мало кто понимал, — никто про него ничего не знал, а сам он не рассказывал, разве что развлекал после офицерского собрания командиров разными историями из своей гражданской практики. То про случай с дамой В., 26-ти лет, которая, желая установить момент овуляции, так тщательно измеряла температуру, что опустила туда термометр, или про инвалида К., 70-ти лет, у которого в заднем проходе был обнаружен пестик от ступки с клеймом третьего рейха, а раз он потряс всех историей знаменитого тренера фигуристов Ж., который .заразился триппером от одной чемпионки, потом передал это удовольствие другой, а та — партнеру по сборной, а тот, в свою очередь, жене, а жена — чуть ли не председателю спорткоммитета, и все это — в один день! И так далее, и тому подобных историй он знал великое множество, но обращало на себя внимание то, что сам Доктор всегда в позиции стороннего наблюдателя, будто с ним самим ничего никогда не происходило.

— Никогда не поверим, Доктор, что вы не засунули той по самые помидоры, после того как достали градусник, — в один голос заявляли, улыбаясь, офицеры.

Или:

— Рассказывайте, рассказывайте, что вы не попробовали чемпионку, когда починили ей флянцы!

— И чего вы не остались на «гражданке»? — завистливо говорили они, но Доктор только пожимал плечами. И отвечал крайне невразумительно:

— Пустое…

Тем не менее военным это льстило, и Доктору не было необходимости признаваться, что его, по истечении трех лет, попросту выгнали из клиники за систематические прогулы по причинам, не признававшимся объективными, хотя он подавал надежды, хотя врачей в городе не хватало и не хватает по сей день. «Ну, знаете ли, довольно, — объявил ему однажды профессор Кутуков, — врачу нужна не только голова, но и задница. Приходите, когда набегаетесь, а сейчас — до свиданья». А тут случайно пришла повестка, и его моментально загребли. Впрочем, никого бы это не удивило, — молодых командиров Ткач иначе и не звал, как «бездельники и кобели», однако в этом звучала некая положительная оценка их боевых качеств. Другое дело — почему Доктор стал врачом? Вот тут он имел все основания помалкивать.