Приблуда

Круг охватывал всю поляну. Что-то он, наверное, значил, проверять Долли точно не намеревалась. Впрочем, может, на поляне лежал какой-нибудь хлам, была и лопата, чтоб попробовать, но вот только, если смотреть не на поляну, а в сторону, то казалось, что на ней кто-то сидит. Это была просто тень и свет, просто рельеф, чёрная лесная подстилка и светлая кора. Если глядеть прямо.

А боковым зрением была видна неподвижная, закутанная в ткань фигура, сидящая в листве. Или что-то очень похожее. Тёмный, смутный силуэт, дрожащий и почти неуловимый.

Может, и не было там ничего. Но Долли очень живо вспомнилась недавняя игра на свечи. Боковому зрению следовало всё-таки доверять.

Она обогнула поляну и ушла от этого жутковатого места, где, наверное, ничего и не было, но…

Всё, что сказано до «но», не имело значения.

Просека, где же просека, думала она, шагая. Была уже глубокая ночь, между Долли и опушкой лежали часы темноты и тишины, а она никак не могла добраться туда, куда шла.

Сама тишина становилась невыносимой. Хотелось крикнуть, и было страшно, что кто-то отзовётся. Впрочем, а если они и правда потерялись где-то в этих местах, а не заблудились на Просеке?

— Э-э-эй… — Эха не было, утонуло, как будто не лес был кругом, а заваленная тряпками кладовая. Долли поёжилась. Дальше простиралась низина, и корни больших, старых деревьев скрывались в тумане. Вдали он клубился, смазывал контуры. А ведь я бывала и дальше, вдруг подумала Долли. Дальше к западу, только не в этой части леса.

В эту она бы никогда не пошла по своей воле.

Нервничая, Долли снова поспешила вперёд. Никто не ответил на её крик. К добру или к худу, но Лес молчал. Хотя, впрочем, какое тут добро. Долли невесело усмехнулась. У неё уже устали ноги.

Она шла, понурив голову, уже не глядя вперёд, и думала о том, что ей смертельно надоела эта ночь, как никакая другая.

Редкие листья падали под ноги, луна выглядывала в редкие просветы облаков и снова скрывалась, как недобрый глаз в замочной скважине.

Долли шагала, слушая скрип собственных сапог.

Спустя минуту она осознала, что вообще не представляет, где находится.

Вроде как потерялась, подумала Долли. Заблудилась.

Это чувство было тяжёлым, муторным, как и весь здешний лес. Как и весь Лес вообще, конечно. Но тут ей совсем не нравилось. Низкое серое небо висело над голыми кронами, вершины деревьев втыкались в брюха облаков, терялись там, как нож в рыбьих внутренностях. Затхлый запах не разгонял даже слабый ветер — он приносил такой же затхлый запах, словно каким-то странным образом дул из тесного, закрытого, опустошённого помещения.

Вокруг был кустарник, не колючий, но цепкий, заросший каким-то сором, заплётённый тысячей паутин, в которых даже пауки давно умерли. Что-то заброшенное было в этом месте. Не безлюдное, а именно заброшенное — как будто здесь давным-давно было нечто человеческое, да кончилось.

Прикрыв глаза рукой, Долли боком сунулась сквозь кустарник. Не моргать она уже и не старалась — всё равно заблудилась.

Лопата, которую она всё-таки не бросила, хотя с десяток раз собиралась, больно ударила по голени, вывернулась из руки, и Долли, споткнувшись, сдержанно выругалась.

Не надо было.

Выпрямившись, она увидела кости. Множество костей, скелеты, навалившиеся друг на друга, древние, бесцветные, в ржавых оковах лат, не спасших им жизнь. Рёбра, черепа, кости рук. Позвонки. Хрупкие фаланги утопали в чёрных листьях; клинки, так и не покинули истлевших ножен. Здесь не было боя, поняла Долли. Была просто гибель.

Те, сошедшиеся в Бойне, много кого вели за собой. Поля битвы не покинул никто. Ни один человек. Ни одна нелюдь. Всё осталось здесь, заросло Лесом.

В таком месте надо было молчать, не дай бог потревожишь. Кто знает, что здесь произошло, какое заклятье убило их, и легко ли они поднимутся, если Долли что-то сделает не так.

Она тихо наклонилась, чтобы поднять лопату, и сделала ошибку: приглядывая за костями, она не следила за рукой.

Пальцы вместо черенка нашли ржавый край, рана на среднем — она уже порезалась сегодня, об лопату же — снова открылась. Долли промолчала, поморщившись, а когда взялась за черенок, увидела кровь.

Она с шумом втянула воздух сквозь сжавшиеся зубы, и с досадой выдохнула. Только не кровь. Одна капля — и всё, кости уже не улежат спокойно. Лес любит кровь, она даёт ему если не жизнь, то движение. Если бы он мог, он выпил бы её всю.

Кости молчали, мел и уголь под суровым небом. Луна светила сквозь облака, грязный свет разливался где-то вверху, почти не проникая под голые кроны, но видно было достаточно хорошо. Долли попятилась, хрустнуло что-то под ногой — не ветка точно. Спиной вперёд она вышла с древнего кладбища, счистила с лица и волос паутину. Было тихо. Ни звука, ни цвета. Даже кровь на рукояти лопаты казалась чёрной — несколько пятен да прямой, как штрих, короткий потёк.