Прибрежный пират. Эмансипированные и глубокомысленные

– Тебе ведь не трудно, правда? А уж я позабочусь, чтобы тебе не пришлось танцевать слишком долго!

– Хорошо.

Марджори улыбнулась, и эта улыбка сама по себе была

для него вполне достаточной наградой.

– Ты просто ангел, и я тебе жутко обязана!

Ангел со вздохом обвел взглядом веранду, но Бернис и Отиса нигде не было. Он побрел обратно внутрь, где у двери дамской гардеробной и обнаружил Отиса в центре покатывавшейся со смеху группы юношей. Отис угрожающе размахивал подобранной где-то деревяшкой и громко ораторствовал.

– Она ушла, чтобы поправить прическу! – как бы не в силах сдержаться, объявил он. – Я прямо горю желанием протанцевать с ней еще час!

Смех возобновился.

– Почему никто из вас не может ее перехватить? – с возмущением воскликнул Отис. – Она любит разнообразие!

– Ну-ну, Отис, – сказал один из его приятелей, – ты ведь почти уже к ней привык!

– А деревяшка зачем, Отис? – сказал Уоррен, улыбнувшись.

– Деревяшка? Эта, что ли?! Здесь ведь клуб! Как только она выйдет, я тресну ее по башке и загоню обратно!

Уоррен повалился на диванчик и взвыл от смеха.

– Не переживай, Отис, – произнес он сквозь смех. – На этот раз я тебя спасу!

Отис сделал вид, что сейчас упадет в обморок, и вручил деревяшку Уоррену.

– Тебе это понадобится, старина! – хрипло произнес он.

Вне зависимости от красоты и блеска девушки молва о том, что ее нечасто «перехватывают» на танцах, вредит ее положению. Возможно, юноши и предпочтут ее общество обществу легкомысленных «мотыльков», с которыми они танцуют по десять раз за вечер, но нынешняя молодежь этого вскормленного джазом поколения обладает беспокойным характером, и сама мысль о том, чтобы протанцевать целый фокстрот с одной-единственной девушкой, им неприятна, почти что ненавистна. А уж когда дело доходит до нескольких танцев, да еще и с перерывами между ними, девушка может быть уверена: как только юноша получит возможность от нее отойти, он уже никогда не последует по следам ее заблудших ножек.

Весь следующий танец Уоррен протанцевал с Бернис, а затем, исполнившись благодарности оркестру за объявленный перерыв, отвел ее за столик на веранду. За столиком на некоторое время воцарилась тишина, и Бернис принялась невыразительно обмахиваться веером.

– Здесь жарче, чем в О-Клэр! – произнесла она.

Уоррен подавил зевок и кивнул. Его знаний о предмете

или интереса к нему хватило лишь на это. От нечего делать он попытался решить, была ли она плохим собеседником от того, что никто не уделял ей внимания, или же никто не уделял ей внимания потому, что она была плохим собеседником?

– Ты еще долго собираешься здесь пробыть? – спросил он, и тут же покраснел. Она ведь могла догадаться о настоящей причине этого вопроса!

– Еще неделю, – ответила она и тут же уставилась на него, словно собиралась ухватиться за ответную реплику, как только она слетит с его губ.

Уоррен поежился. А затем, подчинившись внезапному доброму побуждению, он решил продемонстрировать ей свой фирменный «подход». Он повернулся и посмотрел ей в глаза.

– Твои чудесные губы так и просят поцелуя, – тихо начал он.

Эту фразу он обычно говорил девушкам на балах в универси тете, когда разговор шел в такой же полутьме. Бернис аж подпрыгнула.

Она стала красной, как свекла, и чуть не выронила веер. Еще никто и никогда не говорил ей такого!

– Нахал! – невольно выскользнуло у нее, и она тут же прикусила язык. Слишком поздно она решила, что лучше было счесть это шуткой, и с запозданием одарила его взволнованной улыбкой.

Уоррен рассердился. Хотя эта фраза никогда никем не воспринималась серьезно, она все же или вызывала смех, или служила началом нежной беседы. И он терпеть не мог, когда его называли «нахалом» – если не в шутку, разумеется. Доброе побуждение исчезло, и он сменил тему разговора.

– Как всегда, Джим Стрэйн и Этель Диморест сидят в сторонке, – заметил он.

На такие темы Бернис говорить было привычнее, но облегчение от смены темы смешалось с легким сожалением. С ней мужчины о поцелуях не разговаривали, однако она знала, что с другими девушками в подобном тоне они говорят.

– О да! – сказала она и рассмеялась. – Я слышала, что они уже несколько лет бродят парой без гроша ломаного! Разве не глупо?

Раздражение Уоррена усилилось. Джим Стрэйн был близким другом его брата, и кроме того, он считал дурным тоном насмехаться над людьми, у которых не было денег. Но Бернис вовсе и не собиралась насмехаться! Она всего лишь нервничала.

II