Прибыль на людях

Как утверждает Лакофф, основными «барьерами на пути осуществления» демократии являются усилия по защите «национальных рынков», то есть попытки помешать иностранным (преимущественно американским) корпорациям устанавливать все больший контроль над обществом. Выходит, нам следует понимать это так, что демократия растет по мере того, как принятие значимых решений все больше передается никому не подотчетным частно собственническим тираниям, в основном иностранным компаниям. Тем временем государственный сектор будет продолжать «съеживаться» по мере «минимизации» государства согласно триумфально утвердившимся неолиберальным политическим и экономическим принципам. В одном исследовании Всемирного банка подчеркивается, что такая новая ортодоксия представляет собой «драматический сдвиг от плюралистического и представительского идеала политики по направлению к идеалу авторитарному и технократическому», тому, что неплохо согласуется с ведущими элементами либеральной и прогрессивной мысли XX века, а в другом варианте с ленинистской моделью (они гораздо более похожи, чем это часто признается).

Обдумывая фон этого явления, мы обретаем некоторые полезные представления о понятиях демократии и рынков в действенном смысле.

Лакофф не вдается в «возрождение демократии» в Латинской Америке, но все-таки цитирует научный источник, включающий статьи по крестовому походу Вашингтона в 1980-е годы. Автор Томас Каразерс, сочетающий ученость с «точкой зрения человека из ближнего круга», ибо он работал над программами «расширения демократии» в Госдепартаменте при Рейгане. Каразерс считает исходящий из Вашингтона «импульс по продвижению демократии» «искренним», но в значительной степени неудачным. Кроме того, провалы оказывались систематическими: в странах Южной Америки, где влияние Вашингтона было наименьшим, налицо был реальный прогресс в процессе демократизации, которому рейгановская администрация, как правило, противостояла, хотя впоследствии начинала до верять ему, когда процесс доказывал свою неодолимость. А там, где влияние Вашингтона было наибольшим, прогресс оказывался наименьшим; если где он и происходил, роль США была незначительной или негативной. Каразерс приходит к общему выводу, что США стремились сохранить «основные порядки в… совершенно недемократических обществах» и избежать «популистских изменений», «неизбежно [ища] лишь ограниченных, направляемых сверху форм демократических перемен без риска разрушить традиционные структуры власти, с которыми Соединенные Штаты длительное время поддерживали союзнические отношения». Последнее предложение требует пояснения. Термин «Соединенные Штаты» обыкновенно применялся для обозначения властных структур в США, а «национальным интересом» считается интерес этих групп, что лишь слабо соотносится с интересами населения вообще. Поэтому вывод гласит, что Вашингтон стремился к управляемым формам демократии, не разрушавшим традиционные структуры власти, с которыми Соединенные Штаты длительное время поддерживали союзнические отношения. Этот факт не слишком удивляет и не является серьезной исторической новостью.

В самих Соединенных Штатах «управляемая демократия» крепко укоренена в конституционной системе. Можно утверждать, как делают некоторые историки, что эти принципы утрачивали силу по мере того, как осваивалась и заселялась территория страны. Как бы ни оценивать эти годы, к концу XIX столетия основополагающие американские доктрины приняли еще более угнетающую форму. Когда Джеймс Мэдисон говорил о «правах лиц», он имел в виду частных лиц. Однако рост индустриальной экономики и развитие корпоративных форм экономического предпринимательства привели к совершенно новому пониманию этого термина: «Определение лица в широком смысле включает в себя любые единицы: индивидов, отрасли чего-либо, товарищества, ассоциированные группы, ассоциации, сословия, тресты, корпорации или другие организации (организованные или не организованные по законам любого государства), или же любое правительственное учреждение». Такое толкование шокировало бы Мэдисона и ему подобных деятелей, чьи интеллектуальные корни восходят к эпохе Просвещения и к классическому либерализму.

Такие радикальные изменения в концепции прав человека и демократии вводились, в основном, не законодательством, а судебными решениями и комментариями интеллектуалов. Корпорациям, которые прежде считались искусственными образованиями, не имеющими прав, пожаловали все права частных лиц и гораздо более того поскольку это «лица бессмертные» и «лица», обладающие громадными богатствами и властью. К тому же корпорации больше не привязывались к конкретным целям, охарактеризованным в государственных хартиях, но могли действовать как им заблагорассудится с немногими ограничениями.