Снаружи же дом ничем примечателен не был. Весь бледно-розовый, не новый, не старый, успевший уже выцвести и слегка обрасти плесенью. Во время дождя стоял поникший, точно крыса, свалившаяся в канализацию. Серо-розоватый, весь в грязных мутных потеках. Перед каждым подъездом стояло по одной, а где и по две, лавки. На них в любое время суток занимали оборонительно-наблюдательные позиции женщины в преклонном возрасте. Проходя мимо них, я всегда ждала, что кто-нибудь громко скажет: «идти, суд сидит!», или «господа присевшие, сегодня наш суд рассматривает дело Евгении из сорок третьей квартиры». Но это только мои фантазии. На деле же их мужья выкладывали на газетках тараночку и соленья, готовясь принять первый за день долгожданный стопарик согревающей жидкости, и научить более юных и менее опытных собутыльников уму-разуму.
В то же время женский коллектив обнаруживал свою осведомленность по всем фронтам и в любом вопросе, касавшемся жильцов нашего дома. Шло активное обсуждение верного и мудрого ведения хозяйства, посадки, полива и сбора урожая, заготовки домашних закруток, частоты и порядка уборки в доме. Осуждались незамужние тетки, журились маленькие хулиганы, мешавшие мирному течению бесед. Спорили ожесточенно, во многих вещах не согласные друг с другом. Каждая знала, какой длины юбки положено носить приличной замужней женщине, как вкуснее пожарить картошечку, когда выбивать ковер со стены, а когда- половики. У каждой было свое мнение насчет пенсионных отчислений, работоспособности мужчины, лучшей закуски к водочке. Все сходились только в одном: молодежь нынче пошла чересчур распущенная.