Причастные - Скрытая угроза

- Браво, - сказал Павленко устало. - Если вы сумеете мне поверить, значит, мы сработаемся. Киллер, стрелявший в Измайлове, действительно получил деньги со счета итальянской фирмы, зарегистрированной на имя одного из моих сотрудников, копия платежки наверняка уже есть в следственном отделе ФСБ, а может, и в Интерполе. Правда, сам мальчишка и знать не знает, чей заказ выполнял, он готов получать деньги хоть итальянскими лирами, хоть турецкими. Я бы эту малолетнюю мразь ликвидировал сразу, да простит меня Господь за такие слова! Но какой, скажите, прок человечеству от международного мастера спорта, готового за большие деньги стрелять в любую движущуюся мишень. И не задавать лишних вопросов. По-моему, такие моральные уроды просто не должны коптить небо. Мышкин считает иначе: уникальных специалистов в расход пускать нельзя, это - наш золотой запас, это - наши будущие дивиденды. Вот он и прячет Глаголева на какой-то госдаче. Ну, еще бы: ученик великого Кручинина, заслуженного спортсмена от КГБ! Этот молокосос тоже умеет, как и его тренер, перед прицельным выстрелом всякие фортели выкидывать, восьмерки, например, рисовать лазерным зайчиком. У Аникеева, кстати, давняя любовь к восьмеркам: одна из его фирм называлась "Восьмое чудо света", а в логотипе он использовал перевернутую восьмерку знак бесконечности. Вот она, ирония судьбы!

Теперь Пиндрик смотрел на Павленко широко открытыми глазами, я понял почему. Игорь мне подробно рассказал, все что видел тогда на рынке в Измайлове. Но я воздержался спрашивать, от кого этот всезнайка успел выведать и про киллера и даже про восьмерку на виске убитого. Понятно, у него был агент в охране Аникеева или просто в толпе, а кто именно - о таких вещах не рассказывают. И это еще раз подтверждало его правоту: люди "Феникса" при желании могли убрать руководителя "Сферы" и проще, и надежнее. Значит, действительно заказывал убийство не "Феникс".

Что ж, красиво он нам все это рассказывал, или, как говорят зэки, складно звонил. Но уж слишком складно. В глубине души мне хотелось ему верить, но именно поэтому я заставлял себя не делать этого. Доверие слишком опасная штука в нашем жестоком мире.

В заданном нам уравнении оставалось еще слишком много неизвестных величин. И я уже готов был оформить свои сомнения в некую фразу, адресованную господину Павленко, но тут как раз и раздался очередной звонок.

- Слушают вас, - отозвался я безлико.

Но, очевидно, по этому номеру полагалось докладывать строго по форме любому человеку, снявшему трубку. Да, очевидно.

- Полковник Черемисин, - представились с той стороны громким и чуточку слишком бодрым голосом, словно этот Черемисин только что получил звание полковника и страшно гордился собою. - Разрешите доложить обстановку?

Я кивнул Павленке, мол, включайся, негоже это, чтобы полковник докладывал обстановку капитану, даже если это капитан Большаков. Пусть непосредственному начальству докладывает, а я послушаю.

Ничего особо интересного, впрочем, услышать не довелось. Мышкина нам обещали через сорок минут, от майора Платонова никакой информации не поступало, второй бандюган, сидевший на сосне, ранен оказался не смертельно и на допросе признал, что послан лично Ахманом, а еще двое из той же группы захвата сумели уйти, потому что после боя охрана резиденции оказалась практически обескровлена: семь убитых, пятеро раненых. Подошел резерв, но, во-первых, совсем недавно, а во-вторых, по ночному времени им не удалось быстро взять под контроль весь периметр. Среди нападавших четыре трупа и девять раненых, из них двое - тяжелых. Все - из подразделения внутренних войск Владимирского округа.

- Сволочь он, этот ваш Мышкин, - процедил Павленко. - Мальчишек в мясорубку бросил.

А потом добавил несколько словосочетаний такой мерзкой брани, какую я слышал только от уголовников, отмотавших на зоне минимум лет пять. В армии, даже на войне, так не ругаются. В этих зловонных словесных плевках было не столько нецензурщины, сколько тошнотворно изощренной грязи, пропитанной ненавистью и болью. Такая ругань больше всего напоминала выдавливание гноя откуда-нибудь из геморроя, и повторять эти слова не хотелось. Но Мышкин их заслужил. Я был согласен с Павленко и зауважал его еще сильнее, несмотря на все свои сомнения.

- Так, значит, не в ваших правилах поступать подобным образом? А к чему тогда этот бастион на мирной территории?

Павленко быстро вскинул на меня глаза, еще не остывшие от предыдущей вспышки гнева. Однако сдержался и ответил жестко, но вежливо.

- Да, нам приходится убивать людей, - он признался в этом с ошарашивающей откровенностью. - Но мы никогда не высылаем по почте отрезанных ушей, не насилуем школьниц на глазах у родителей для устрашения и не бросаем мальчишек под шквальный огонь пулеметов.

- А Аникеев и Мышкин, стало быть, не брезговали такими методами? - это опять спрашивал Циркач.

Понятно, ему совсем не хотелось узнать, что он пусть всего три месяца, но работал не на спасителей России, а по существу на людоедов.