Причастные - Скрытая угроза

- Или просто бабник, - улыбнулся Циркач на мой аргумент, и был по-своему прав.

Что ж, дай Бог, если так. Но все равно из-за этих звонков выспаться опять было не судьба. Значит, самое время выпить крепкого кофе и готовиться к любым неожиданностям. С любой стороны. В любую минутуs Ёксель-моксель!

И все-таки сначала раздался звонок. По телефону. И голос с сильным кавказским акцентом сообщил:

- Это гаварит Ахман. У тэлефона Балшаков?

- Так точно, товарищ Ахман!

И что это за игривое настроение на меня нашло? А главное, я еще не сразу вспомнил, кто такой Ахман, и, наверно, подобным способом пытался ускорить процесс восстановления в памяти: слово за слово, время потянуть, все как-нибудь само собою и выяснится. И выяснилось быстро. Ведь следующая реплика была такой:

- Балшаков, ты зачэм убил моих лудей?

Интересно, случайно брякнул или прикалывается, цитируя "Белое солнце пустыни"? А вроде таким серьезным выглядел, когда рядом с Эльфом шел. Теперь-то уж я хорошо вспомнил, кого из них звали Ахманом. Хромой. Седоватый старикан из гостиницы "Вязники".

Я только не знал, что ему ответить. И Ахман повторил, доверительно перейдя в обращении на кличку и старательно поумерив акцент:

- Ты зачем убил моих людей, Крошка?

Какие уж тут шутки, голос более чем серьезный, мрачный, почти трагический. И ответ на вопрос нужен серьезный. "Белое солнце" в такой ситуации вспоминать без толку.

- Только затем, чтобы они не убили моих, Ахман.

- Будет разбор, Крошка.

- Не будет, - возразил я жестко.

- Ты борзый, - сказал Ахман почти ласково. - Но разбор будет. Хоть вы и без понятий. Ты, наверно, думаешь, что разбор - это перестрелка. Нет, я просто хочу поговорить с тобой. Я видел твоих ребят в деле и совершенно не имею желания ссориться с вами, тем более убирать вас. Зачем, друг мой? Я хочу па-га-ва-рить.

Акцент его снова сделался заметнее, будто он теперь специально подчеркивал свою нерусскость. А я подумал: "И где это он видел нас в деле? Из-за кустов, что ли, наблюдал. Или нас там снимали, на даче Павленко? Все может бытьs Но на черта мне душеспасительные беседы с вором? На откровенный криминал мы еще ни разу не работали и не будем. Приедут с разборкой прямо сюда - ничего, отстреляемся как-нибудь. Девятая рота выстояла, и мы сдюжим".

- Боюсь, что нам не о чем разговаривать, Ахман, - сказал я спокойнее прежнего.

- Ты борзый, - повторил он еще раз.

А потом произнес очень странную фразу:

- Но смертный приговор уже вынесен, поэтому нам есть о чем поговорить. Смертный приговор - это серьезно, Крошка.

Я лихорадочно соображал, о чем это он, кому смертный приговор, но, видно, Ахман специально нагнетал обстановку - хитрый старикан! И мне пришлось спросить чуть дрогнувшим от растерянности голосом:

- Кому смертный приговор?

- Пока - нэ тебе! - этакая тонкая шуточка в духе Иосифа Виссарионовича.

А потом сразу другой тон - суровый, жесткий, предельно серьезный:

- Они объявили смертный приговор товарищу Апо, Абдулле Аджалану. И я знаю, кто в этом виноват.

Очень хотелось сказать: "Только не я!" Но хватило ума сдержаться.

Вот, черт! Как же я забыл! На дискете Кулакова была эта информация: Ахманалиев по национальности курд, правда, насчет его причастности к экстремистским организациям у нас в ЧГУ ничего наверняка известно не было.

И второй моей ошибкой стало то, что новости я слушал накануне невнимательно - не могли же о таком событии по ящику не сказать!

- Мы-то здесь при чем? - сформулировал я помягче.

- А вот встретимся - и я все объясню, - решил заинтриговать меня Ахман.

- Вы член партии? - решил уточнить я.

- Да, - сказал он.

Понятно, что речь шла не о партии Зюганова, а о КРП - Курдской рабочей партии. И мне стало кисло. Иметь дело с фанатиками пока еще не приходилось. Если, конечно, не считать чеченских непримиримых. Но там шла война, там мы сами становились фанатиками. Однако похоже было, что и здесь намечается довольно серьезная заваруха.

Павленко и Мышкин сражались за рынки сбыта, круша танками бетонные стены "скромных дачных участков", а у Ахмана цель была повыше, покрасивее независимость Курдистана, и за эту независимость он вел войну не на жизнь, а на смерть по всему миру. Я помнил, как лихо его смертники ввалились в окошко к Аристарху Николаевичу. И еще я помнил, как они жгли себя, облив бензином перед зданием Госдумы в Охотном ряду. Это весь мир видел. Фанатизм, в сущности - страшная сила. Упрямое сопротивление тут не поможет, тут скорее хитрость нужнаs

Я замолчал надолго. И Ахман, наконец, не выдержал, сам заговорил вновь:

- Общаться будем нэ в Москве. За тобой сейчас заедут, Крошка. Они нэ будут стрелять. Нэ будут забирать у тебя оружие. И ты можешь поехать нэ один. А я буду ждать тебя, мой друг.

"Нашел себе друга!" - подумал я. Но, конечно, я понимал, что это просто манера у него такая. Акцент кавказский, а вместо традиционного "дорогой" несколько архаичное "мой друг". Трудно сказать, что именно стало для меня решающим, но я внезапно и окончательно решил: надо соглашаться.

- Хорошо, - сказал я. - Подъезжайте.

- Мои люди будут через час.

- Через два, - внес я поправку.