Причём тут менты?!

И вот теперь мы, взрослые люди, с тем же юношеским задором начали вышибать ту же дверь. Чертовы октябрята здорово ее заколотили! Только призвав на помощь здравый смысл и золотое правило рычага, нам удалось ее высадить. Сперва мы отодрали толстенную доску, затем Гаррик навалился на неподвижную створку всем телом, а я сумел вбить короткий-короткий конец рычага в образовавшийся зазор. Затем мы навалились — и великое географическое открытие чертовой двери и технического этажа состоялось!

Гаррик все же взбодрился в моей квартире: пока мы шли до крайней лестницы крайнего подъезда в удушливой атмосфере и повышенной влажности, он успел навернуться, споткнувшись об одну из труб, а затем и приложиться ко второй башкой. Это попортило ему настроение и куртяшку, зато привело в норму его самого.

Чтоб выбраться на лестницу с технического этажа, нам пришлось выковырять еще одну дверь. Технически изнутри это оказалось сделать куда проще. Зато ни один из нас не оказался готовым к тому, что мы вылетели прямо пред ясные очи какого-то старого гнома с мусорным ведром. Заслуженный труженик сказочного мира застыл у мусоропровода, куда собирался вывалить с пяток «красных шапочек» — уже не из сказки, а из ларька — с надписью «САМЕО».

Нам стало неловко, а ему — боязно.

— Пять дней блуждали! — пояснил ему я, кивнув на взломанный технический этаж. — Замуровали нас там! Насилу выбрались, дай пять тысяч на метро!

Объяснение его удовлетворило, а просьба расставила все на свои места.

— Нету, робяты, нету! — пробормотал он и, как положено гному, сгинул.

Мы выглянули в лестничное окошко. Белая «пятерка» стояла довольно аккуратно, так, чтоб сидящие в ней джитигы могли контролировать почти весь двор, однако у нас были все шансы — требовалось проскочить до угла дома метров десять, а там нас никто уже не смог бы засечь. Да и наблюдатели не ожидали, что мы выйдем из этого подъезда. Осталось превратить свои потребности и возможности в соответствие со способностями соглядатаев.

Мы собирались выйти спокойно и пойти степенно и вовсе не желали сваливать, как быстроногие Ахиллесы. Поэтому, пока мы спускались по ступенькам, у нас состоялась профилактическая дискуссия.

— Все же их было двое: Ахилл и Ахиллес.

— Чем докажешь? — проверяя, способен ли я буду быстро выхватить ствол, заинтересованно спросил я у Гаррика.

— Элементарно. Есть и ахиллесова пята, и ахиллово сухожилие.

— Логично. Последнее лучше не рвать, а первую — не показывать врагу.

— Да, глубокий смысл: показал герой врагу пятки, его и подстрелили…

Гаррик толкнул дверь подъезда и мы, чтоб не смотреть, не смотреть еще раз, не смотреть по сторонам, не нервничать, только не нервничать, продолжили углубляться в мифологию:

— Было ли у Париса адамово яблоко?

— И какую любовь можно назвать неоплатонической?

— Не нервничай.

Мы уже спустились по ступенькам, прошли три метра, четыре…

— Кстати о быстроногом Ахи…

Мы не смотрели по сторонам, но когда вдруг где-то взревел мотор, мои глаза реф-лекторно скосились.

— Хорошо, что их было двое! Ахилл, Ахиллес! Ты один, я другой! Сваливаем!

— Тупо! — возразил Гаррик. — Тупо убегать от машин здесь, в новостройках! В пятку раненный джигит далеко не убежит.

Он спокойно отошел к стене и положил руку на пояс. Я последовал его примеру. Обернулись мы уже одновременно без резких движений. Стартовала та самая «пятерка». Ясный, солнечный денек, радостные повизгивания на детской площадке, а тачка медленно-медленно приближалась к нам. Как они могли нас заметить? А, понятно. Один паренек встал со скамеечки, на которой до этого он спокойно потягивал пивко, второй трусцой рванул с дальнего конца двора, третий, уныло чесавший акупунктурно запрограммированную поросль на своей макушке всего метрах в двадцати от нас, тоже двинулся с места.

Но не к нам, от нас. Белая «пятерка» остановилась, не доезжая. Четыре чувака внутри здорово просматривались, они откровенно ржали, потешаясь над нами. Что до трех спортсменов, одновременно стартовавших из пунктов А, В и С, то они и вовсе перестали обращать на нас внимание и просто сошлись в пункте D у серой «девятки» с тонированными стеклами.

— Открытое наружное наблюдение, да, Гаррик? Так это называется?

— Не совсем. Не «открытое», кой черт! Пойдем потихоньку.

Что они могли нам сделать средь бела дня и праздных горожан? Мы птицы не чкалов-ского полета, много чести нас стрелять при свидетелях.

Мы потихоньку, вразвалочку, пошли к углу Богатырского и Серебристого, зашли в книжный магазин — не затем, чтоб приобрести Коран или подписаться на собрание сочинений Д. Юма, а с целью взглянуть через стеклянные двери на наших преследователей… и если повезет, попытаться выскочить через служебный выход во двор углового дома. Белая «пятера» медленно проследовала за нами до самых дверей магазина — прямо по тротуару! — презрительно урча, остановилась. Из нее вылез один из соглядатаев и зашел в магазин с таким видом, будто находиться так близко от мудрых источников знаний для него было привычным делом.

Мы едва успели сделать вид, что увлечены каким-то отрывным календарем на 1966 год.