Причеши меня. Твой текст. Редактура художественной прозы: от стиля до сюжета

Базовый закон развития языка — закон системности. Мы никогда не знаем, как наше слово отзовется, но еще меньше знаем, что с ним станется, допустим, десять лет спустя. Если оно, например, приобретет новое значение, за этим последует целый комплекс изменений на иных уровнях. Слово может перестать или, наоборот, начать образовывать другие части речи, расстаться с нейтральной коннотацией, потерять или обрести множественное число. Например, компьютерные технологии похитили «мышь», но выражений вроде «мышиная клавиша» или «мышиный шнур» не появилось. Мышиными могут быть только помет, писк и так далее. Зато «мышка» в значении гаджета, а не милого зверька приобрело нейтральную коннотацию, расставшись с ласкательностью. Слово «токсичный», перейдя в сферу популярной психологии, получило отчетливую негативную коннотацию, хотя как термин из естественных наук нейтрально.

Закон работает и на более глобальных уровнях. Позволив существовать таким двусмысленным конструкциям с инфинитивами, как «казнить нельзя помиловать», человечество щедро отсыпало им знаков препинания; запутавшись в склонении некоторых существительных в винительном падеже, задействовало жесткую фиксацию порядка слов (в предложении «Ночь несет смерть» понятно, кто и кого несет, исключительно благодаря ему). Человечество любит понятность. Закон помогает нам трансформировать язык по принципу домино. «Если где-то что-то поменялось, то где-то что-то поменяется еще».

Какими ошибками нас это одаривает? Мы не всегда понимаем, что одно изменение влечет другое. Просто взять слово и начать его употреблять в несвойственном значении нельзя, равно как нельзя и перенести новые функции слова, изменившего значение, на его «предка». В современном мире «пираты» — уже не только морские разбойники, но и любители бесплатных книг, фильмов и компьютерных программ. По мере того как это значение укоренилось в языке, от него родился разговорный, но навязчивый глагол «пиратить». В контексте ИТ-статьи слово чудо как хорошо, а вот «Джек Воробей спиратил сокровища» сказать все же нельзя.

Какие возможности этот закон нам дает? Во-первых, ясность и поле для экспериментов. Понимание, что любые изменения в языке затрагивают разные его стороны, помогает нам как избегать путаницы, так и образовывать яркие языковые мутации. Мы обогащаем словарный запас (например, получили прилагательное «сетевой», которое было не в чести, пока сеть оставалась только рыболовной) и не путаем теплое с мягким (например, зная, что «пекарня» и «булочная» — синонимы только в смысле места, где можно купить хлеб, но не в жаргоне хакеров, у которых «пекарня», и только она, — это «персональный компьютер»).

Наконец — это главное! — именно закон системности помогает нам делать грамотную литературную правку. Его всеохватность заметна в большинстве примеров редактуры, которые я приводила выше. Там практически нет предложений, где я бы просто заменила одно слово другим или удалила. Почти везде что-то перестроено, разбито, поменяно местами. Прилагательные становятся существительными, глаголы — причастиями и так далее; приходят и уходят предлоги и местоимения. Примерно так выглядит правка большинства опытных редакторов. И это не потому, что нам нравится жестоко кромсать текст (хотя кому-то нравится). Просто закон системности работает не только на уровне развития языка, но и там, где мы уже им пользуемся.

Нередко, поправив одно слово, мы понимаем, что потеряли важный смысловой оттенок, и пытаемся вернуть его другими способами; породили повтор — и надеемся его убрать, сменив формулировку; что-то сделали непонятнее — и должны прояснить. Неопытный или невнимательный редактор и автор, не отслеживающий таких взаимосвязей, порой сталкиваются с тем, что правка плодится бесконечно, а лучше текст не становится. Но стоит увидеть в языке систему, поняв, например, что не каждое существительное можно просто заменить местоимением, — и философский камень ваш.