Причина его одержимости

Вот же черт! Интересно, как этот тип на меня вышел? В своем фонде мы работаем с разным народом, в том числе и с полными неадекватками, поэтому ведем себя очень осторожно. Если женщина, уходя от мужа, вынуждена прибегнуть к услугам правозащитной организации, значит, ситуация у нее действительно очень херовая. Иногда от таких достается и нам, сотрудникам фонда. Чтобы избежать всякого рода ЧП, были разработаны специальные протоколы, в которых расписаны детальные инструкции о том, как вести себя в той или иной ситуации. Проблема в том, что когда тебе в глотку упирается нож, вспомнить порядок действий весьма проблематично. Инстинкты включаются быстрей. Луплю нападающего ногой по коленной чашечке. Тот охает, выпуская меня из рук. И этого достаточно, чтобы я с криком рванула вперед.

– Помогите! Люди! Убивают.

– Ах ты ж сука! – ревет урод, хватая меня за волосы и впечатывая головой в стену, видно, чтобы я заткнулась. В глазах темнеет скорее от страха, чем от удара. Парализующий ужас расползается по коже леденящим ознобом. Но прежде, чем страх меня окончательно порабощает, я слышу чьи-то быстрые шаги за спиной.

ГЛАВА 7

– Постой. Наверное, нужно вернуться, – не своим, севшим от страха голосом каркаю я и оборачиваюсь к медленно тающим позади очертаниям дома.

– Зачем? – резко парирует Кир.

– Как это? Нужно вызвать ментов. Скорую.

– Зачем? – повторяет, как робот, Воржев, ставя меня в тупик. И правда. Зачем? Потому что так надо, когда ты чуть было не стал причиной чей-то смерти? Или стал. Я же не удосужилась проверить, дышит ли мой обидчик – так сильно была им напугана. К тому же, как я и говорила, у нас в фонде свои протоколы. И факт нападения мне обязательно следует зафиксировать. Естественно, речь идет о нападении на меня, а не о том, что случилось после. Это могло бы помочь доказать, как опасен муж моей подопечной. Впрочем, кого я обманываю? Наше законодательство не предусматривает такого понятия, как охранный ордер. Ничего бы я этим не добилась. А вот Кирилла могла бы подставить. То, что он сделал в подъезде, защищая меня… Та жестокость, с которой он это сделал… Господи! Что это было вообще?!

Приподнимая на теле тонкие волоски, на коже выступают мурашки. Перед глазами странной раскадровкой мелькают события последних минут. Правду говорят – страх мобилизует организм. Я все происходящее запомнила в тошнотворно отчетливых, пугающих своей звериной жестокостью деталях. Звуки шагов Кира за спиной, глухие удары, хруст костей, болезненные стоны и запахи: металлический аромат крови, вонь нестиранного белья и испарения с пыльным послевкусием мела от недавно побеленных стен, кажется, навсегда въелись в память.

– Ты же мог его убить, Кир! – срывает меня.

– И что? Тебе жалко этого мудака?

С шумом выталкиваю воздух, загостившийся в легких. Господи, ну чего я, и правда? Мне будет только на руку, если Кирилла вдруг арестуют. Кто отдаст ребенка потенциальному уголовнику? Никто. Я заберу дочь. И за это даже не придется собой расплачиваться. А то, что он защищал меня, ровным счетом ничего не значит. Я, конечно, премного благодарна, но защищать себя именно так я не просила. Он мог бы обезвредить нападавшего и обратиться в полицию. Вместо этого Кир зверски его избил.

Щека горит. Оказывается, сопляк все это время очень внимательно за мной наблюдает. Остается только надеяться, что в неярком свете, идущем от приборной панели, ему не удалось разглядеть лишнего.

Он только что чуть не убил человека! Псих. Какой же он псих! В глаза смотреть страшно – там пустота. Мальчишка даже на секунду не усомнился в том, что поступил правильно. Вот как так можно?

– Мои чувства к делу не относятся. Нам нужно было зафиксировать факт нападения. – Мой голос дрожит.

– Для чего?

– Для того чтобы обезопасить нашу подопечную. Фонд, в котором я работаю, помогает женщинам, пострадавшим от домашнего насилия.

– Я знаю, Аня. Прошу заметить, что переломав мудаку руки и ноги, я эту вашу страдалицу защитил гораздо более эффективно, чем это смогла бы сделать система.

Ну, еще бы. Фыркаю, но тут же вновь скатываюсь в тихую истерику. Меня просто размазывает от его спесивой самоуверенности. И абсолютной непрошибаемости.

– Ты настоящий звереныш.

– Вот именно. Я буду глотки рвать за свое. Хорошо, что ты это понимаешь.

Звучит просто кошмарно. Так какого же черта внутри что-то екает, и вместо того, чтобы убежать от него на край света, я лишь все надсадней дышу?

– В скорую все равно надо позвонить. Это не по-людски.

– Да и похер. Сама сказала: я – звереныш.

– Зверям тяжело в клетке. Не боишься, что тебя посадят, если тот мудак так и помрет в подъезде?

– Нет.

– Полагаешь, смерть ему не грозит? – растерянно ловлю его взгляд.

– Полагаю, что к моменту, когда его обнаружат, никаких доказательств моей причастности к этому не останется.

– Ты уберешь свидетелей? – с намеком тычу большими пальцами себе в грудь. Кир в ответ хищно оскаливается:

– Нет. Всего лишь подчищу записи камер.

– Это не поможет, если я буду свидетельствовать против тебя. – Не знаю, зачем лезу на рожон.

– Ты не будешь.

– Так в этом уверен?