Причина моей смерти

С одной стороны я радовался, как ребенок, получивший подарок от Санта Клауса. Радовался и надеялся, что старый хрыч отправится прямо в ад, где ему и место. С другой, отпуск был окончен. Я был уверен, что еще немного времени, и я бы сломил сопротивление Карен. Ведь она меня хотела так же сильно, как я ее. От расстройства я до одури накачался виски.

– Папа совсем плох, – Сьюзен размазывала по впалым щекам слезы. – Он даже не приходит в сознание.

Я неуклюже пытался утешить жену, не испытывая ни капли сочувствия ни к ней, ни к старому сукиному сыну. Все мои мысли были обращены к Карен. Она тенью скользила по погруженному в траур дому, холодная, неприступная и недоступная. Затянутая в юбку-карандаш и белую блузу, застегнутую по самое горло, в очках, она еще сильнее распаляла мое желание. После возвращения мы ни разу не оставались наедине. Я терзался. Сьюзен, эта грымза, ни на секунду не отпускала меня от себя. Я либо часами просиживал с ней в больнице, либо слушал бесконечные рыдания дома. Как-то я попытался заняться с ней сексом. Уж лучше секс, чем эти бесконечные потоки слез. Мне казалось, что меня хоронят живьем.

– Как ты можешь? Когда папа… – она не договорила, ее изможденное лицо искривила гримаса боли.

– О, Боже, – я вышел на балкон с бутылкой виски и стаканом, хоть немного проветрить мозги и успокоить натянутые нервы. Сел за плетеный стол, налил первую порцию, вытянул ноги. С побережья раздавалась зажигательная мелодия, слышались обрывки фраз, женский смех. Темное полотно неба расцвечивалось прожекторами. Я тяжело вздохнул. Что я здесь делаю? В этом темном, окутанном печалью доме? Виски не развеселило, наоборот, погрузило в еще большее уныние. Мне было себя жаль, жаль до слез. Хотелось зареветь, как в детстве, шумно, в голос, прижаться к маминой юбке. Нет, лучше к голому бедру Карен.

– Карен, Карен, где ты сейчас? – я тяжело вздохнул, подлил виски в стакан.

На потолке, в тусклом свете лампы, билась большая бабочка. Это было символично. Тоска сжала сердце. Предчувствие беды затопило сознание. «Ведь так не может продолжаться вечно? Что-то должно произойти». На стол передо мной шлепнулось мохнатое тельце. Я вздрогнул.

Мистер Бергер скончался через неделю. На пышные похороны собрался весь цвет Майами. Еще более похудевшая Сьюзен в черных очках на пол-лица и траурных одеждах походила на большую старую ворону, хотя ей еще не было и сорока. Я поддерживал ее за острый локоть, повторяя, как попугай:

– Спасибо, что пришли. Это честь для нас. Мы вам весьма признательны.

Сьюзен была единственной наследницей империи отца. Теперь Карен была занята по горло. Они просиживали в кабинете чуть не весь день. Я слонялся по дому, от нечего делать повесил в саду грушу, и остервенело ее лупил, представляя лицо Сьюзен. Мыслимо ли иметь столько денег и сидеть в этой паутине? Деньги нужно тратить. Рвануть бы опять в Канны, или, на худой конец, в Сан-Диего. Да хоть куда-нибудь. Но говорить об этом жене – бесполезно, пока она носит траур. Уж я бы нашел, как распорядиться денежками мистера Бергера, чтоб ему в могиле перевернуться. Я бы купил Карен шикарное кольцо. Нет, два, да хоть дюжину. Свозил бы ее в Монте-Карло. Я представил ее в вечернем платье, широкополой шляпе, с ослепительным колье, мерцающем на нежной шейке. Вот ради чего стоит жить.

От размышлений меня отвлекла Сьюзен, ее голос заставил меня вздрогнуть:

– Бедняжка, тебе, наверное, скучно? Ничего, завтра я позвоню мистеру Кармонису и ты снова выйдешь на работу.

Я содрогнулся. Даже не знаю, кто пугал меня больше – мистер Бергер, чтоб ему гореть в аду или мистер Кармонис – его управляющий, он выдавал мне список должников, которым следует нанести визит.

Карен я видел все реже, паучиха не оставляла ее ни на минуту. Помощница коротко кивала, обдавая холодом. Как будто не было страстных объятий и признаний на пляже в Каннах.

– Привет, крошка, – я все-таки улучил момент и прижал Карен к стене в одной из оконных ниш.

– Пусти, – прошипела она. – Еще не хватало, чтобы нас застукали.

– Что это у тебя? – в разрезе блузы блеснул кулон. Я рванул ворот ее блузки. На тонкой цепочке красовался большой голубой топаз в форме сердца, обрамленный бриллиантами. Изящная вещица. Меня кольнула ревность. Значит, пока я страдаю и мучаюсь, эта сучка завела себе любовника.

– Твоя жена подарила.

– Жена? Эта скупердяйка? Да она даже чаевых не оставляет, – я расхохотался, смех вышел невеселым.

– Можешь не верить, дело твое, – она поправила воротник, толкнула меня в грудь и с высоко поднятой головой прошествовала мимо. Я с тоской смотрел ей вслед.

– Карен, Карен, если бы ты знала… если бы ты только знала.

_________________________________________________________________________