Причина успеха

– Прошло шесть недель с тех пор, как ООН, ЕС, благотворительные агентства и правительства западных стран узнали, что в горах Кефти умирают от голода десятки тысяч людей. Они знали, что беженцы двигаются сюда, чтобы найти помощь, днем и ночью, без пищи и воды, глядя, как их дети и старики умирают, не выдержав тяжелого перехода. Жители Кефти умирали с голоду по пути в Намбулу, надеясь, что, как только они пересекут границу, им помогут. И какие действия были предприняты ООН за эти шесть недель? Что мы получили от правительств западных стран? Что ждет этих людей, когда они доберутся до Намбулы? Ничего.

Он обвел рукой плато, и оператор перевел камеру.

– Год за годом вы видите на своих экранах подобные картины. Год за годом ваше правительство, ваши организации, имея в своем распоряжении горы зерна, не приходят на помощь вовремя. Год за годом вас, обычных людей, таких же, как мы, просят достать чековые книжки и спасти нас, когда уже слишком поздно. И сейчас мы снова просим вас о помощи. Почему?

Он посмотрел на Худу.

– Это доктор Худа Летей. Мы вместе изучали экономику в университете Эзареба. Она была моей подругой.

Он подождал, пока оператор наведет на нее объектив. Голова Худы каталась по земле. Ее рот был открыт, будто она кричала.

– Ей двадцать семь лет.

Мухаммед приподнял ее за плечи. Он сделал знак, чтобы микрофон поднесли ближе. Мать Худы положила рядом с ней близнецов. Худа подняла голову и заговорила.

– Это мои дети, – сказала она едва различимым шепотом. – Неделю назад их сестра умерла от голода. Четыре дня назад умер их брат.

Звукорежиссер взглянул на оператора и попытался подвинуть микрофон как можно ближе.

– А вчера умер их отец.

Она наклонялась все ближе и ближе к камере, глядя прямо в объектив. Какое-то движение привлекло мое внимание. Позади оператора стояла Кейт Форчун и отчаянно махала руками. На ней был тюрбан персикового цвета.

– Мир разделен на две половины – у одних есть всё, другие живут в нищете, – продолжала Худа. – Я не обвиняю вас, живущих в достатке, мне просто жаль, что я и мои дети не могут оказаться на вашем месте.

Она замолкла и закашлялась. Младенцы начали плакать, и звукорежиссер подвинул микрофон еще ближе.

– Я родилась в нищей стране, на другом конце света, – сказала она. Ее голос охрип. – Я не хочу умирать. Но если это неизбежно, я хочу умереть достойно, а не здесь, лежа в грязи, как животное. – Она закашлялась и закрыла глаза, откинувшись на плечо Мухаммеда. Он приподнял ее и что-то прошептал ей на ухо.

Она снова открыла глаза и подняла голову.

– Я родилась по одну сторону границы, вы – по другую. Я умру здесь. Моим детям и моему народу нужна пища, поэтому я должна унизиться до того, чтобы просить милостыню. – Она снова зашлась в приступе кашля. – Нам нужна любая помощь, неважно от кого. Нам нужна помощь. Не для того, чтобы танцевать или сделать свою жизнь более комфортной... Только для того, чтобы выжить.

Ее глаза закрылись, она упала на руки Мухаммеду, закашлялась и утихла. Он гладил ее по голове.

Глава 31

– Гениально. – Голос режиссера, раздавшийся за две тысячи миль из Лондона, все еще звенел в моих ушах. – Действительно трогательно – смерть в прямом эфире.

Солнце садилось, и пустыня полыхала алым огнем. Мы с Оливером устроились в фургончике передвижной телестанции, припаркованном за пределами горного хребта, у начала тропы, ведущей на вершину. Там красовалась спутниковая тарелка. Со времени эфира прошло полтора часа. Пожертвования по кредитным картам поступали непрерывно, сопровождаемые лавиной похвальных откликов. Рубашка у Оливера порвалась на спине; руки были покрыты ссадинами от ударов о камни.

– Оливер, может, сказать ему, что Худа в коме? Вообще-то, она не умерла, – прошептала я.

– ...Вернон с тобой? – сквозь треск и помехи послышался голос режиссера.

Оливер нажал на кнопку и заговорил в микрофон.

– В данный момент нет, – сказал он. – Вернон захворал.

– Передай ему, что звонили из Независимой телекомиссии, поздравляли “Кэпитал Дейли Телевижн”. Огромный успех. Огромный.

На линии раздались помехи, и на минуту связь пропала.

– Только что звонили из Станстеда. Второй самолет “Серкл Лайн” вылетел пять минут назад. Прибудет через... двенадцать часов. О-о. Подожди-ка. Общая сумма пожертвований – два миллиона триста девяносто семь тысяч и... – Послышался хлопок – в Лондоне открыли бутылку шампанского. – О-о! Подожди-ка... Минутку...

Оливер расплылся в улыбке.

– Два миллиона триста девяносто семь тысяч фунтов, – прокричал он съемочной группе, собравшейся у дверей.

– Эй! Звонят из журнала “Ньюс”, – раздался голос режиссера.

– ...хотят вывезти близнецов. Детей той умершей женщины. – Снова помехи.

Я выхватила микрофон и нажала на кнопку.

– Вы уверены? Они хотят эвакуировать двоих младенцев? У нас здесь двадцать тысяч человек.

Опять послышался треск и помехи.

– Так точно, – ответил режиссер.

– Именно этих младенцев?

– Да. Детей той женщины, которая умерла.

– А что, если они тоже умерли? – спросила я. – Они согласятся взять двух других детей?