Причина жизни

Они вышли, обошли дом справа. Здесь под деревянным навесом стоял еще один стол и несколько чурбаков. На столе стояли жестяная миска с огурцами и помидорами, выщербленная фаянсовая тарелка с крупно нарезанным хлебом, две эмалированные кружки и запотевшая бутылка водки. Хозяин откупорил бутылку, налил.

— За встречу, молодой человек. Вас зовут…

— Гоша.

— А меня — Иван Пантелеймонович. За встречу, Гоша.

Гоша опрокинул водку, зажмурился, понюхал хлеб. Хлеб оказался черствым. Он откусил хрустящий огурец, пожевал и спросил:

— А… за что вы их так… придурков?

— А как же? Когда у меня не было сигнализации и дистанционного управления огнем, они добирались сюда и сжигали все. Я отсиживался в лесу, а потом приходилось отстраиваться заново. Мне это быстро надоело. Теперь я не пускаю их ближе пятидесяти метров до рощи. Да вы не беспокойтесь — они не настоящие.

— Как не настоящие?

— Вы в компьютерные игры играли когда-нибудь? Ну вот, это что-то вроде. Муляжи. Куклы. Вы же видели, я начал стрелять, а они даже не залегли. Одно слово — придурки. Они идут сюда с идиотской периодичностью, по расписанию. Следующий сеанс — в среду, в это же время. Он налил еще водки. Выпили.

— А откуда же они идут? — спросил Гоша. Пороховницын пожал плечами.

— Они всегда приходят с одной стороны — там женский монастырь, я туда езжу иногда за хлебом. В монастыре их нет, так что откуда они берутся — не имею понятия. Поверьте, мне это не нравится совсем — убивать. Пусть даже не людей в полном смысле, но ведь выглядят они как люди. Но мне нравится жить здесь, и за эту жизнь я буду бороться! — Он стукнул кулаком по столу, лицо у него потемнело. — Да, буду бороться. Здесь я свободен. Понимаете? Я полностью свободен, я ни от кого не завишу, я никому не подчиняюсь, никто мне не указ. Я делаю, что хочу. Понимаете? А они лезут, чтобы все разрушить, а меня — убить. Как я должен поступать, по-вашему? Отдать им все на разор? Или уйти отсюда? А почему, собственно? Почему я должен переселяться? Понимаете? Мне хорошо именно здесь, в этом лесу, среди этих комаров, которые одни и составляют мне компанию. Мне хорошо здесь. Понимаете?

Он замолчал, налил водки, выпил.

— Почему? — спросил он сам себя. — Почему за свободу надо платить такую цену?

— И давно вы здесь живете?

— Восемь лет уж отпраздновал.

— И что, все восемь лет вы так и стреляете? И сколько же человек вы убили за восемь лет?

— Осуждаете все-таки? — Пороховницын усмехнулся. — Я и сам себя осуждаю. Но иначе не могу.

— А вы не пробовали с ними договориться?

Пороховницын посмотрел на Гошу долгим взглядом, потом задрал косоворотку, и Гоша увидел на груди два старых шрама от пуль.

— Я кое-как выжил тогда. Больше попыток договориться я не предпринимал.

— Но вы хоть пытались выяснить — кто их посылает? Языка брали?

— Было дело, — хмуро ответил хозяин. — Только от него ничего не удалось добиться. Молчал, как партизан. По-моему, он ничего и не знал.

— Вы его…

— Да. А что было делать? Да! Не смотрите на меня так!

Он закрыл лицо ладонями, принялся раскачиваться. Потом резко убрал руки.

— Пойдемте!

— Куда?

— Пойдемте, я покажу вам их трупы, увидите сами, что это не люди.

— Да я вам верю, — мягко сказал Гоша.

— Верите… А почему же осуждаете? Я же вижу по вашим глазам…

— Да не осуждаю я, — Гоша махнул рукой, выпил водки. — Я не понимаю, вот что. Пусть это не люди. Пусть. Но ведь это не фашисты какие-нибудь, не монстры из «Дума»… Знаете что? Вы должны выяснить, кто их посылает, и…

— И?

— Ну, не знаю, поговорить… Убедить…

— Это из Города, — с ненавистью сказал Пороховницын. — Это может быть только оттуда.

— Но ведь Город в другой стороне.

— Он везде. Он вокруг. И нет от него спасения. Он разлил остатки водки, швырнул бутылку в кусты.

— Помогите мне, — попросил жалобно, — Помогите. Найдите — кто. Убедите. Я не могу. Если я уйду надолго, то возвращаться мне будет некуда. Они все сожгут и разрушат. Помогите.

— Хорошо, — сказал Гоша. — Я постараюсь. Обещать твердо не могу, но постараюсь.

— Спасибо, — почти прошептал Пороховницын. — Спасибо на добром слове.

— Вы вернете мне оружие?

— Что? Да, конечно. — Он вытащил Гошины пистолеты из карманов галифе, положил на стол.

— Скажите, а вы не пробовали вернуться в Город?

— Нет. Я не хочу туда возвращаться. Я ненавижу Город. Мне нравится здесь. Понимаете? Гоша покивал, спрятал оружие. Спросил:

— Дорога ведет к монастырю?

— Да. Но сейчас вам не стоит идти. Уже полдень, а путь до монастыря неблизкий. Выйдете рано утром, к вечеру придете.

— Нет, — сказал Гоша, — Я пойду сейчас. Скажите… у вас есть динамит?

— Динамит? Зачем?

— Взорвать стену.

— Стену? Ах, стену. Есть. Есть у меня динамит. Сейчас.

Он скрылся в сарае, повозился там, вышел с солдатским вещмешком.

— Возьмите. Там три связки и запальные шнуры. Еще коробка патронов, спички.

Гоша отсчитал пять сотенных бумажек, Пороховницын равнодушно сложил купюры, спрятал.

— Значит, вы хотите вернуться в Город? А почему?

— Потому что, в отличие от вас, мне здесь не нравится. Вот закончу свои дела и назад.

— Вот как. Что ж, это ваше дело. Погодите. Я дам вам продуктов. И воду.